Шрифт:
Закладка:
Себастьян кивнул им, поднялся и вышел из магазина, смаргивая навернувшиеся на глаза слезы.
Глава 24
Париж, май 1944 года
Элиз
Прошло пять дней, а новостей никаких. Я пыталась жить привычной жизнью – ходила на работу, стояла в очередях за продуктами, но мысли о детях не давали мне покоя. Что с ними? В безопасности ли они? Удалось ли переправить их дальше? Я начинала жалеть о том, что согласилась держаться подальше от книжного магазина и приюта; мне нужно было знать, что стало с детьми. Но поиском passeur занималась Анаис, и они не хотели, чтобы я вмешивалась. Я была той ниточкой, что могла связать приют с книжным магазином.
В пятницу днем, когда я сидела за своим столом и просматривала какие-то счета, ко мне подошла Франсуаза.
– У тебя все в порядке? – спросила она. – Ты выглядишь такой обеспокоенной.
– Да, я обеспокоена! – выпалила я. – Ради всего святого, идет война!
Она отступила назад:
– И жизнь продолжается! – Она улыбнулась. – Сегодня вечером мы идем на bal clandestin[60]. Почему бы тебе не присоединиться?
Я покачала головой.
– Нет никакого настроения танцевать.
– Зря, это пойдет тебе на пользу. – Она выдержала паузу и вопросительно посмотрела на меня. – Разве ты не видишь? Они выигрывают, если мы позволяем им навязывать нам свои правила, вынуждающие нас сидеть дома, никуда не ходить, не веселиться. – Она шумно вздохнула. – Как они могут запретить нам ходить на танцы? И при этом заставляют нас танцевать для них. Но мы должны танцевать для самих себя!
Ее энтузиазм привел меня в восторг, и я не смогла удержаться от улыбки.
– Ты права. Но я просто… я так устала от всего этого.
– Ой, да будет тебе, Элиз. Не поддавайся им!
Последние слова задели меня за живое, да и, в конце концов, что мне терять? Ладно, ладно, – уступила я. – Приду.
В семь часов вечера я шагала к станции метро «Сен-Сюльпис», постукивая каблуками по тротуару; деревянная танкетка добавляла мне роста, и я не выглядела такой коротышкой, как в туфлях на плоской подошве, которые обычно носила. Был прекрасный весенний вечер, и заходящее солнце отбрасывало длинные тени. Несколько немцев в зловещих темных мундирах патрулировали улицы, вероятно, предвкушая ночь развлечений в Париже.
По дороге к метро я старалась избегать патрулей и, добравшись до станции, сбежала вниз по ступенькам, стремясь скорее попасть к Бастилии, где не так оживленно. Платформа быстро заполнялась людьми, и я заметила двух женщин с желтыми звездами на груди, ожидающих поезда в дальнем углу, чтобы сесть в последний вагон, в то время как немцы толпились на другом конце, готовые запрыгнуть в первый. Немцы громко смеялись, не обращая на них никакого внимания. Но я с тревогой смотрела на женщин, оказавшихся в непосредственной близости от тех, кто мог арестовать и выслать их только по той причине, что они еврейки.
Когда поезд наконец вынырнул из туннеля, все отступили на шаг назад, но как только он остановился, сбились толпою возле дверей вагонов. Сидячие места были быстро заняты, и я стояла, держась за одну из вертикальных металлических перекладин. Поезд дернулся вперед, и внезапная сила развернула меня кругом, так что я случайно налетела на одного из мужчин в форме.
– Извините, – пробормотала я.
– Не переживайте! – Он обернулся, улыбаясь мне. – Все в порядке. – Он был молод, и его улыбка выглядела искренней и открытой.
Я поймала себя на том, что почти улыбнулась в ответ. И тут же мысленно обругала себя. Никогда, никогда я не должна мириться с их присутствием здесь. Не должна видеть в них что-то человеческое. Я и так переступила черту, познакомившись с Себастьяном, но хотя бы могла оправдать это тем, что он оказался полезен.
– Не хотите ли занять мое место, мадемуазель? – Другой солдат встал и жестом указал на сиденье, которое освободил для меня.
– Нет, спасибо, – ответила я, избегая его взгляда.
– Вы уверены? – настаивал он.
Я кивнула, отворачиваясь от него, чтобы мне не пришлось наблюдать его унижение, когда он уселся обратно. Француз, стоявший с другой стороны, поймал мой взгляд и едва заметно подмигнул. Этот жест выражал соучастие, а вовсе не флирт, и я невольно улыбнулась в ответ.
Когда я вышла на станции «Бастилия», француз тоже выскочил из вагона.
– Молодец! – Он зашагал рядом со мной. – Только так с ними и надо!
– Просто пытаюсь внести свой вклад. – Я повернула голову и посмотрела на него; его темно-карие глаза искрились озорством.
– Куда ты идешь? – спросил он.
– Встречаюсь с друзьями.
– А вы с друзьями не хотели бы присоединиться к нашей компании? – Он сделал паузу и понизил голос, наклоняясь ближе. – Мы собираемся на bal clandestin.
– Такое подполье меня не очень-то привлекает. – Я ускорила шаг, вырываясь вперед. – Au revoir! – крикнула я через плечо. Легкий флирт поднял мне настроение.
Франсуаза ждала меня в café на углу рю де ля Рокетт. Мы расцеловались и, взявшись за руки, отправились к месту вечеринки, болтая всю дорогу:
– Остальные встретят нас там. Это недалеко, сразу за углом, на рю де Лапп.
Я редко отваживалась бывать в этом округе и теперь с удивлением отмечала его обшарпанность и убожество местных cafés, больше напоминающих грязные забегаловки. От Франсуазы, должно быть, не ускользнула моя реакция.
– Я знаю, это не самая красивая часть Парижа, но мне она нравится, и ее прелесть еще и в том, что боши сюда не заглядывают. – Она выжидающе посмотрела на меня.
– Нет, все в порядке. Мне хорошо везде, куда не ходят боши.
– Полностью согласна. – Она замедлила шаг. – Вот, кажется, пришли. – Мы стояли перед маленьким café; краска на оконных рамах облупилась, обнажая светлое дерево. Франсуаза толкнула дверь, и когда глаза привыкли к тусклому свету, я догадалась, что это скорее бар, чем café; длинная оцинкованная стойка тянулась вдоль всего помещения. Несколько немолодых мужчин, не расставаясь со своими ballons de rouge[61], повернули головы в нашу сторону.
– Mesdemoiselles? – Бармен холодно поприветствовал нас.
– Bonsoir, monsieur, – так же холодно ответила Франсуаза, направляясь в конец бара. Я последовала за ней, задаваясь вопросом, туда ли мы попали, куда хотели, и если так, хочется ли мне здесь оставаться.
Бармен встретил нас в конце стойки.
– Пришли потанцевать? – прошептал он.
Франсуаза посмотрела на меня и кивнула.