— Там ничего не сказано про моду, — уклонился Дайер.

— Жуй гамбургеры, — предложил Киндерман.

— Но я не голоден.

— Тогда можешь съесть только первую половину. Это же твои любимые, из «Белой башни».

— А вторая половина откуда?

— Вторая — прямо из космоса, непосредственно с твоей родины.

В палату приковыляла полная, коренастая медсестра. Вид у нее был усталый. В руке медсестра несла резиновый жгут и шприц.

— Надо взять у вас кровь на анализ, святой отец, — сообщила она Дайеру.

— Опять?

Сестра застыла на месте.

— Что значит «опять»? — удивилась она.

— Только что, минут десять назад, у меня уже брали кровь.

— Вы, наверное, шутите, святой отец?

Дайер поднял руку, и на внутренней стороне локтя мелькнул маленький кусочек пластыря.

— А вот и дыра, — добавил он.

— Черт побери, а ведь и правда, — возмутилась сестра.

Резко повернувшись, она с воинственным видом покинула палату. Спустя мгновение коридор огласился ее свирепым воплем:

— Кто посмел зайти к этому парню?

Дайер уставился на распахнутую дверь:

— До чего же мне по душе такое внимание и забота, — пробормотал он.

— Да, здесь довольно мило, — согласился Киндерман. — Спокойненько и полнейшая тишина. Да, кстати, а как у вас здесь с учебной тревогой?

— О, я совсем забыл, — встрепенулся вдруг Дайер. Он дотянулся до ящика тумбочки и, выдвинув его, извлек оттуда вырезанную из журнала карикатуру. Потом со словами: «Специально берег для вас», — протянул ее Киндерману.

Следователь посмотрел на картинку. Там был изображен бородатый рыбак рядом с гигантским карпом. Надпись гласила: «Эрнст Хемингуэй во время пребывания в Скалистых горах выловил карпа более пяти футов длиной, но потом-таки передумал писать об этом».

Киндерман суровым взглядом окинул Дайера и поинтересовался:

— Где ты это достал?

— Вырезал из «Санди Мессенджер». Знаешь, а мне немного легче. — Он вынул из пакета гамбургер и начал с аппетитом уплетать его. — М-м, спасибо, Билл. Это прекрасно. Кстати, карп до сих пор плавает в ванне?

— Его казнили вчера вечером. — Киндерман с удовольствием наблюдал, как Дайер принялся за вторую порцию. — Матушка Мэри откровенно рыдала за столом. Что же касается меня, то я хладнокровно принимал в это время ванну.

— Это чувствуется, — заметил Дайер.

— Как вам нравятся гамбургеры, святой отец? Кстати, сейчас ведь великий пост.

— Я освобожден от всех постов, — возразил Дай- ер. — Я болен.

— А на улицах Калькутты дети умирают от голода.

— Они не едят коров, — парировал Дайер.

— Все, сдаюсь. Еврей, выбирая в друзья священника, получает кого-нибудь вроде Шардена. А что мне досталось? Священник, который интересуется новинками женской моды и обращается с людьми так, будто у него в руках кубик Рубика, он вертит его во все стороны, как ему понравится. Главное, чтобы получился один цвет. Кому все это надо?

— Не желаешь гамбургер? — Дайер протянул Кин- дерману кулек.

— Пожалуй, один съем. — Глядя на аппетитно жующего Дайера, лейтенант почувствовал, что и впрямь проголодался. Он сунул руку в кулек и вынул гамбургер. — Мне они особенно нравятся из-за этих маленьких маринованных огурчиков. Без них как будто что-то теряется. — Киндерман отхватил здоровенный кусище, и как раз в этот момент в палату вошел врач.

— Доброе утро, Винсент, — поздоровался Дайер.

Амфортас кивнул и, остановившись возле кровати, взял со столика карту назначений и молча пробежал ее глазами.

— А это мой друг лейтенант Киндерман, — представил следователя Дайер. — Билл, познакомься, это доктор Амфортас.

— Рад познакомиться, — приветливо окликнул врача Киндерман.

Казалось, Амфортас не слышал его. Он что-то записывал в карте.

— Меня вроде завтра выписывают, — начал было Дайер.

Амфортас кивнул и положил карту на место.

— А мне здесь понравилось, — заявил Дайер.

— Да, и медсестры тут просто потрясающие, — добавил Киндерман.

Впервые за все время Амфортас взглянул на следователя. Лицо его по-прежнему оставалось безучастным, глаза серьезными, но в глубине этих грустных, темных глаз скрывалась какая-то тайна. «О чем он сейчас дума ет? — размышлял Киндерман. — Неужели я вижу улыб ку в этих полных печали глазах?»

Их взгляды встретились лишь на мгновение, потом Амфортас повернулся и вышел из палаты. В коридоре он сразу же свернул налево и скрылся из виду.

— Твой врач, похоже, хохочет без умолку, — пошутил Киндерман. — С каких это пор талантливые трагики занимаются медициной?

— Бедный парень, — посочувствовал Дайер.

— Бедный? А что с ним случилось? Вы уже успели подружиться?

— Он потерял жену.

— А, понимаю.

— Он так и не оправился полностью.

— Развод?

— Нет, она умерла.

— Жаль. И давно?

— Уже три года, — ответил Дайер.

— Это гигантский срок, — заметил Киндерман.

— Я знаю. Но она умерла от менингита.

— Что ты говоришь!

— И он до сих пор не может простить себе этого. Он сам лечил ее, но не смог не только спасти, но даже облегчить ее страданий. И это разрывало его сердце. Сегодня он работает здесь последний день, а затем увольняется. Он решил посвятить всего себя исследовательской работе. А начал он свои опыты как раз, когда она умерла.

— А что он исследует? — заинтересовался Киндер- ман.

— Боль, — охотно пояснил священник. — Он изучает боль.

Казалось, Киндерман слегка оживился, услышав это.

— Ты что, все о нем знаешь? — удивился он.

— Да, вчера он мне полностью открылся, — кивнул Дайер.

— Он любит поговорить?

— Ну, ты же знаешь, как действуют на людей священники. Мы как магнит для встревоженной души.

— А можно сделать соответствующее заключение и относительно меня?

— Если галоши подходят, почему бы их не надеть?

— А он католик?

— Кто?

— Тулуз Лотрек. Разумеется, доктор, о ком же я еще могу спрашивать?

— Ну, ты частенько так неясно выражаешься…

— Это обычный способ, Особенно, когда имеешь дело с чокнутым. Итак, Амфортас католик или нет?

— Да, он католик. И вот уже много лет подряд ежедневно посещает мессу.

— Какую мессу?

— В шесть тридцать утра в церкви Святой Троицы. Кстати, я тут обдумывал твою проблему.

— Какую проблему?

— Насчет зла, — напомнил Дайер.

— Да разве это только МОЯ проблема? — фыркнул Киндерман. — Чему же тебя столько лет учили? Вы в своей семинарии для слепых одни корзины, что ли, плетете? Это проблема КАЖДОГО!

— Понимаю, — согласился Дайер.

— А вот это уже странно.

— Тебе не мешало бы относиться ко мне с добротой.

— А плюшевый медведь?

— Медведь тронул меня до глубины души. Так мне можно говорить?

— Но это очень опасно, — нахмурился Киндерман. Потом, со вздохом взяв с кровати газету, раскрыл ее и начал читать. — Валяй, рассказывай, я весь внимание.

— Так вот, я тут кое о чем подумал, — продолжал Дайер. — Пока я лежу в больнице и все прочее…

— Пока ты лежишь в больнице совершенно