— И что в ней такого странного, кроме имени?

— А то, что она будто знает о моем положении. Понимаешь, никто из гостей даже виду не подал, если и понял, что что-то не так, а она подошла и сказала, что мне надо бежать. И сделала это незаметно: обняла, будто с помолвкой поздравила и прямо заявила.

— Может, она просто адекватна, а ты зря подозреваешь её? — предполагает Арина.

Я сначала раздумываю, но после затяжной паузы всё-таки отвечаю:

— Ага, одна одинешенька в то время, как остальным замылили глаза. Мне уже не двенадцать и даже не пятнадцать, знаешь ли. А историям свойственно повторяться.

— А меня ты тоже подозревала? —мягко уточняет Арина.

Ответ она знает. Я только развожу руками, опускаю глаза и шепчу «Извини». Я чувствую неловкость и стыд, но это лучше, чем вранье.

— Да я понимаю. От незнакомцев не отстреливаешься — уже хорошо. Я бы на твоем месте припрятала калибр, — говорит со смешком. Вот оно понимание. Для меня это ценное ощущение. — Давай что ли за дружбу, а то, как алкоголички не чокаясь пьем, чесслово.

— За дружбу! — произношу торжественно. И почему-то у меня явственное ощущение, что наша с Ариной дружба — это что-то настоящее, неподдельное. Надолго. Интересно, она чувствует то же? Возможно, это потому, что кроме неё у меня по-настоящему никого больше нет?

— Так ты думаешь… Погоди, ты действительно думаешь, что она крот? Пришла к тебе за информацией?

— Не знаю… Вряд ли. Там мы были на публике. Что бы я ей такого рассказала? Да и если рассказала бы, то что? Какая отцу разница? Логичнее было бы подослать кого-то тут, там ведь он полностью контролирует ситуацию.

— А он случайно ни в каких делишках не замешан?

— Например? — зависаю с бокалом, так и не донеся его до стола.

— Знаешь, когда грядет повышение в должности, люди заботятся о своем благосостоянии. Или, когда грядут неприятности, они тоже очень заботятся, чтобы нелицеприятные факты не всплыли. А то, что происходит у вас дома вполне сойдет за нелицеприятные факты, Тай, — говорит с видом знатока.

— Не знаю… — в растерянности пожимаю плечами, — Я всегда думала, отец прочно сидит… А причем тут Милена? — ставлю бокал, и соединяю пальцы в замок.

— Ну если Милена крот, то есть подсадные уши.

— Тогда лучше заяц. Ну у зайца уши большие же! — говорю почему-то. Не знаю почему. Нервничаю?

— Пусть будет заяц, какая разница! Может, отец твой подослал её послушать будешь ты болтать или нет. Подробности всякие, воспоминания из прошлого. Ведь если то, что он творит станет достоянием общественности, его голова точно полетит, — объясняет, а я киваю: в этом есть смысл, — Слушай, — щелкает пальцами, — а что, если тебе пойти в газету и все рассказать?

— Если полетит его голова, — машу в отрицании, —то полетят и наши с мамой. Он точно утащит нас за собой.

— Ты слишком боишься! —откидывается в кресле, глядя осуждающе, будто все труды раздумий насмарку.

— Арина, это только предположения, фантазия! Еще доказать всё это надо, наверняка знать, а потом, даже если это правда, сделать так, чтобы эта статья попала руководству отца. Это немыслимо! Вот это ты, конечно, Шерлок…

— Не в поднебесье же это руководство живет! Нет, ты только задумайся: если у него действительно неприятности, то все может получиться. Ты о его делах узнать-то можешь?

Ответить я не успеваю. Нас прерывает звонок моего мобильного.

— Кто там уже?

— Неизвестный, — отвечаю подруге и уже в трубку, — Алло!

— Здравствуй, Таисия, — раздается певчий девичий голос, который я, несомненно, узнаю, потому что, — это Милена. Как на счет выпить кофе?

— Кто там? — одними губами повторяет Арина.

— Милена, — так же отвечаю я. Наши лица, должно быть, копия друг друга: шокированные.

— Конечно, только я уже в Киеве, — отвечаю абоненту и когда слышу из трубки «Я тоже», в ошеломлении выпучиваю глаза, но собравшись, всё-таки отвечаю, —я свободна завтра в четыре.