Звонить Маше не хотелось, но Нина набрала номер.

– Это Нина, – быстро произнесла Нина в трубку. – Скажи, пожалуйста…

Тут она отчего-то вспомнила, как Елена звала ее на «ты». Стало неприятно, противно.

Впрочем, Маша совсем молоденькая, обращаться к ней по-другому глупо.

– У Геннадия был пистолет. Ты что-нибудь об этом знаешь?

– Н-нет, – растерянно произнесла девушка. – Какой пистолет?

– Понятия не имею, – усмехнулась Нина. – Я в оружии не разбираюсь.

Илья Никитич был в бешенстве, когда узнал, что сын приобрел оружие. Нина тогда ушла на кухню, чтобы не мешать мужчинам выяснять отношения.

– А что, пистолет пропал?

– Не знаю, – призналась Нина. – Полиция при нас с тобой квартиру осматривала. Не могли же они не заметить оружие.

– Он хранился дома?

– При мне дома.

Сначала пистолет лежал за стопкой книг, потом Гена сунул его на антресоли.

– Ты не помнишь, полиция на антресоли заглядывала?

– Не помню, – Маша ответила не сразу, подумала.

– Вот и я не помню.

Больше разговаривать с Машей было не о чем, но Нина отчего-то не торопилась распрощаться.

– Можно я заберу Юлины вещи? – помолчав, спросила Маша.

– Можно, конечно. Приезжай, когда захочешь.

– Можно сейчас?

Уходить с работы не следовало, Нина наметила подумать над двумя намечающимися тендерами.

– Можно, – сказала она.

– Через два часа, ладно? Я раньше не успею.

– Хорошо.

Нина попробовала заняться тендерами, но сосредоточиться не смогла, позвонила Виктору, доложила, зачем отъедет на пару часов. Оттого, что ее отъезд ему не понравился, стало тепло и спокойно. И даже мелькнула мысль прекратить думать о Юле и обо всем, что с ней связано.

Она бы никуда не поехала, если бы уже не договорилась с Юлиной сестрой.

Навигатор ошибся, к пустой квартире она подъехала раньше, чем он предсказывал поначалу. Маша тоже приехала раньше и топталась у подъезда.

Сегодня девушка не показалась Нине убогой и несчастной, как раньше. Сброшенный капюшон не скрывал неплохую стрижку, придающую девушке задорный вид, из-под распахнутой куртки виднелся красивый пушистый свитер, а смотрела она на Нину легко и спокойно.

Поднявшись в квартиру, Нина, бросив куртку на ближайший стул, достала из стенного шкафа стремянку и заглянула в антресоль. По-хорошему, отсюда все следовало выбросить, не разглядывая. Коробки, которые Геннадий сюда поднимал, были забиты старыми ненужными вещами и бумагами, начиная с елочных игрушек полувековой давности и кончая недописанной Нининой диссертацией.

– Ну что? – нетерпеливо спрашивала Маша. – Нет пистолета? Вам помочь?

– Помочь, – согласилась Нина, подвинула ближайшую коробку, сняла с антресоли и протянула Маше. – Держи. Осторожно, тяжело.

Девушка аккуратно поставила коробку на пол, не решаясь заглянуть в нее без разрешения.

Нина слезла со стремянки, села на пол, равнодушно подумав, что пол грязный и она испачкает офисные брюки.

В коробке лежали альбомы с фотографиями. Их подбирала свекровь и приносила Гене, думая, что сыну интересны умершие родственники. Нина послушно сидела рядом с Любовью Васильевной, рассматривая чужие лица, а Гена совал альбомы на антресоли, как только мать уходила.

Еще в коробке лежала ваза, Нина уже не помнила, кто и по какому поводу ее подарил. Вазу они убрали с глаз долой, как только принесли ее домой.

Пистолета в коробке не было.

Нина опять полезла на антресоли, достала вторую коробку. Потом третью.

* * *

И коробки, которые доставала Нина, и их содержимое – все было пыльное, и Нина терла грязные пальцы друг о друга. Маша не выдержала, сходила на кухню, нашла тряпку.

Принимая очередную коробку, Маша обтерла ее влажной тряпкой. В коробке лежала старая посуда.

– «Гарднер», – пояснила Нина, кивнув на тонкие тарелки. – И выбросить жалко, и, куда их девать, непонятно. От моей родственницы достались.

– Продать, – посоветовала Маша.

– Продать, да, – равнодушно согласилась Нина.

Обеим было понятно, что продавать дорогую антикварную посуду «Гарднер» она не станет. И лень, и некогда. А самое главное, Нине вполне хватало тех денег, которые у нее имелись.

Наверное, Маша должна была ей позавидовать, но она не завидовала. Сегодня ей отчего-то Нину было даже немного жаль.

Сегодня Нина не казалась высокомерной, она выглядела уставшей и даже немного испуганной. Они как будто поменялись местами.

У Маши все было хорошо, даже отлично, а дальше будет еще лучше. Толя ждал ее каждый вечер, они заходили к нему домой, потом он провожал Машу, и она знала, что завтра он опять будет ее ждать.

Скорее всего, у них с Толей никогда не будет таких денег, как у Нины, но это в жизни не главное.

Нина взяла тряпку, обтерла пальцы. Снова полезла на стремянку, достала завернутую в целлофан картину.

– Моя подруга рисовала, – сняв пыльный целлофан, грустно сказала Нина.

На небольшом холсте желтые осенние кусты загораживали край деревенского забора.

– Я думала ее повесить, но так и не собралась.

Нина отнесла картину к двери. Потом переставила туда же коробку с фотографиями.

Пистолета на антресолях не было. Как и в стенном шкафу, и в шкафах с одеждой, и на книжных полках. Они все внимательно осмотрели.

– Юля ничего не говорила про пистолет. Я бы запомнила.

Нина покивала, соглашаясь, и неожиданно жалобно сказала:

– Я хочу, чтобы убийца Юли сидел в тюрьме.

Они точно поменялись местами. Маша больше не помнила, что она лет на десять моложе стоящей рядом женщины и у нее никогда не будет такой машины, как у Нины.

– Он будет сидеть в тюрьме, – твердо заверила Маша, чувствуя себя взрослой и мудрой.

Телефон зазвонил, когда антресоли были просмотрены.

– Ты освободилась? – спросил Верин брат Юрий.

– Освободилась, но… – Маша замялась, посмотрела на Нину. – Я сама доберусь.

Утром Юра посигналил ей, когда она подходила к станции. Он сигналил, но она не оборачивалась, потому что автомобильные сигналы не могли иметь к ней отношения. Тогда Юра выскочил из машины и схватил ее за рукав.

– Куда собралась? – весело спросил он.