В 1799 году Люсьен попал в салон одной из самых прославленных хозяек Парижа – Жюльетты Рекамье (1777–1849), жены банкира средней руки. Она была поистине замечательной личностью: хороша настолько, что заработала титул «красавицы из красавиц», не интеллектуальна, но очень умна и обладала несравненным даром привлекать в свой салон самых мыслящих людей эпохи. Люсьен безумно влюбился в нее, начал засыпать пылкими письмами, которые подписывал «Ромео». Надо сказать, что мадам Рекамье при всей своей привлекательности имела репутацию, так сказать, «королевы-девственницы»[28], она очень искусно превращала любовное поклонение мужчин в прочные дружеские отношения. Хотя Люсьен долго осаждал ее, но был вынужден, в конце концов, отступить. Его брат весьма своевременно вернулся из Египта и подключил его к подготовке переворота, в котором Люсьен сыграл решающую роль. Описывая в письме мадам Рекамье грозивших ему убийц, в день переворота требовавших смерти его брата, он писал:

«В этот высокий момент ваш образ предстал передо мной!.. Последние мои мысли были о вас!»

Вскоре Люсьен понял, что дело его безнадежное, и отправил Жюльетте прощальное письмо на 13 страницах. Он также остался ее другом, хотя после похорон первой жены, описывая свою скорбь, писал ей:

«Мое опечаленное сердце бьется лишь при звуке голоса Жюльетты…»

Наполеон также не остался равнодушен к красоте мадам Рекамье, о чем заявлял ей весьма недвусмысленно, но та делала вид, что не понимает его намеков. В ее салоне царили оппозиционные настроения, которые лишь усилились после того, как из Франции была выслана мадам де Сталь, имевшая репутацию самой умной женщины Европы. Став императором, Наполеон предложил Жюльетте место фрейлины Жозефины, естественно, она отказалась. Императору вскоре представился удобный случай для мести: банкир Рекамье испытывал финансовые затруднения и обратился за ссудой в миллион франков к Французскому банку. Естественно, подобные суммы выдавались лишь с ведома императора, и Наполеон не отказал себе в удовольствии отомстить неприступной красавице. Когда маршал Жюно, по-дружески относившийся к Жюльетте, попробовал было замолвить словечко за ее мужа перед императором, тот ледяным тоном дал ему отповедь:

– Я не влюблен в госпожу Рекамье и не прихожу на помощь негоциантам, живущим на шестьсот тысяч франков в год.

Позднее он не переставал мстить ей; когда ему донесли, что Жюльетта отправилась навестить ссыльную мадам де Сталь, на свет появился указа, запрещавший мадам Рекамье приближаться к Парижу менее чем на расстояние сорока лье. Жюльетта смогла вернуться в Париж только после падения Наполеона.

При консульстве Люсьен стал министром внутренних дел и успешно принял участие в фальсификации результатов плебисцита по одобрению новой конституции (якобы «за» проголосовали три миллиона человек, но более правдоподобной выглядела цифра 1,5 миллиона, ибо общество явно не проявляло энтузиазма по поводу переворота 18 брюмера). Но тут ему подставил ножку Фуше, начальник полиции, показавший Наполеону памфлет, в создании которого будто бы участвовал его брат. В наказание Люсьена в конце 1800 года отправили послом в Мадрид. Он уехал туда молодым вдовцом, ибо его жена Кристина в мае умерла. За свою короткую семейную жизнь она родила четверых детей, из которых выжили две дочери, Филистина-Шарлотта и Кристина-Ижипта[29]. Необычность второго имени младшей дочери объясняется тем, что в 1798 году Наполеон отправился в египетскую кампанию.

В Испании Люсьен всячески популяризировал деятельность французского посольства, привел в порядок особняк, изучал испанский язык, устраивал концерты и балы, присутствовал на заседаниях Королевской академии, оказывал помощь бедным художникам и ученым, уверяя брата, что затратил на это немало личных средств. Упоминается, что в Испании он составил себе большое состояние, но не объясняется, каким образом. Что же касается личной жизни вдовца, то Люсьен немедленно вступил в связь с женой престарелого камергера и мецената маркиза де Санта-Круз (1734–1802). Ему, так сказать, передал ее по наследству предыдущий посол Фердинан Гиллемарде, имевший с этой дамой длительный роман. Как со старым послом, так и с новым, маркизу де Санта-Круз, невзирая на сильную разницу в возрасте связывала горячая любовь к живописи.

Марианна (1763–1808) по рождению принадлежала к старинному богемско-немецкому роду графов Вальдштайн-Вартенберг, молодость провела в Вене, где и вышла замуж за маркиза, испанского гранда и кавалера ордена Золотого руна. В Мадриде она получила доступ к королевскому двору и усиленно занималась живописью под руководством художника Изидро Карнисеро. Она достигла таких успехов, что за портрет ее кисти ей было присуждено звание почетного директора Королевской Академии Сан-Фернандо и академика за заслуги. Муж заказал художнику Франсиско Гойе ее портрет в виде махи, причем художник сделал вариант меньшего размера для Гиллемарде. В дальнейшем Марианна посвятила себя миниатюре и преуспела в этом искусстве настолько, что получила звание академика за заслуги Флорентийской академии живописи и Римской академии Св. Луки. Люсьен всячески афишировал эту связь, что вызвало гнев его брата, изрекшего по этому поводу в письме к нему одно из своих знаменитых многочисленных высказываний, характеризовавших его презрительное отношение к женщинам:

«Женщины подобны палкам, облепленным грязью: стоит только прикоснуться к ним, непременно запачкаешься».

После возвращения из Испании Люсьен стал членом органа законодательной власти, Трибуната, куда внес два капитальных проекта законов о Конкордате[30] (чем завоевал дружбу папы римского) и об учреждении ордена Почетного легиона. Неизвестно, скучал ли он по испанской маркизе, но уже в июне 1802 года на балу у Александра де Лаборда, сына богатейшего банкира Людовика ХVI, молодого и праздного модника, встретил любовницу хозяина, Александрину Жубертон (1778–1855), урожденную Блешан, которая с первой же минуты раз и навсегда овладела его сердцем.

Александра была единственной дочерью содержателя склада табака в Кале. Она получила прекрасное (по тем временам) образование в монастыре для девочек среднего класса, основанном в Версале супругой Людовика ХV, королевой Марией Лещинской. По выходе из монастыря девушка вышла замуж за биржевого маклера Ипполита Жубертона, сына доктора, вакцинировавшего от оспы детей королевской семьи.

Профессионализм сына явно не дотягивал до компетентности его отца, ибо он быстро разорился и сбежал от кредиторов на остров Сан-Доминго, где умер от желтой лихорадки. Александрина осталась одна с дочерью на руках и без гроша. Но она обладала отнюдь не заурядной внешностью: современники в один голос восхваляли ее «совершенные формы», поклонник Элизы Бонапарт, поэт Луи де Фонтане, – «неземное очарование», портретистка Виже-Лебрён называла ее не иначе как «божественной», а художник Давид поспешил запечатлеть ее восхитительные черты.

Репутация у соломенной вдовы была несколько подмоченной – она вращалась в кругу так называемых «удивительных» и «невероятных», т. е. женщин и мужчин, исповедовавших самую последнюю моду,