ей жизнь на острове, где она, в дополнение к уже имевшимся троим детям, родила сына Артура и страдала от частых выкидышей. Бертраны жили в отдельном доме напротив виллы Лонгвуд, но Фанни, в отличие от мужа, появлялась в жилище ссыльного крайне редко. Наполеон чуть ли не напрямую говорил ей, что она должна стать его любовницей, но Фанни наотрез отказалась. Император заявил ее мужу, который занес эти слова в свой дневник:

– Вы должны были бы проституировать свою жену. Именно вы должны принимать решение за нее!

Фанни не сдалась, избегала его общества, но присутствовала вместе с детьми при последних минутах жизни императора. Последним словом, которое он произнес немеющими губами, было:

– Жозефина…

Новость о смерти Наполеона достигла Англии только через два месяца, до венского двора – еще через десяток дней. Когда сыну усопшего сообщили о смерти отца, он разразился рыданиями и несколько дней пребывал в подавленном состоянии. Мария-Луиза, герцогиня Пармская, получив известие о смерти мужа через пару дней отправилась в оперу на «Севильского цирюльника». Широко известна ее реакция, изложенная в письме Виктории де Кренквилль.

«Я не могу забыть, что он был отцом моего сына и, вопреки общему мнению, относился ко мне совсем не плохо, а на большее в политическом браке рассчитывать и не следует. Поэтому известие об его смерти чрезвычайно меня огорчило, и хотя надо радоваться, что он окончил свою несчастную жизнь по-христиански, я бы предпочла, чтобы он жил еще долго и счастливо, только вдали от меня».

Для бонапартистов ранняя кончина императора стала тяжким ударом и внесла неоценимый вклад в создание наполеоновской легенды, подарив образ полководца-мученика, доведенного до преждевременной смерти невыносимыми условиями ссылки. Второй, не менее сокрушительный удар, постиг бонапартистов в 1832 году со смертью «Орленка», сына императора. Им казалось, что теперь их надежды на восстановление наполеоновской империи окончательно погребены.

Бонапарты не слишком горевали по поводу смерти главы семейства, тем более, что им вышло послабление наложенных на них ограничений, они могли теперь более свободно передвигаться по Европе и делать попытки хотя бы частично отвоевать утраченную собственность. Приемная дочь Наполеона, Гортензия, бывшая королева голландская, как подобает истинно светской даме, полгода носила по отчиму в высшей степени элегантный траур: черное платье, белую шляпу с черным пером и нитку черного жемчуга, доставшуюся ей в наследство от императрицы Жозефины. Невзирая на то, что ее главным увлечением оставалась музыка и дилетантское сочинение романсов, она тщательно следила за тем, чтобы ее сын Луи-Наполеон получил хорошее образование.

После кончины Бонапарта Бертран в октябре 1821 года был амнистирован, ему вернули титулы и имущество. Семья возвратилась во Францию, где Фанни родила еще одного сына и скончалась в 1836 году от рака груди. В 1840 году граф Бертран и его сын Артур отправились на остров Св. Елены, чтобы вывезти во Францию прах Наполеона для его торжественного захоронения в часовне Дома инвалидов. К этому времени во Франции выросло новое поколение, не изведавшее жизни при военной диктатуре и возмечтавшее о возрождении господства в Европе под знаменем великого вождя. Созданная им наполеоновская легенда росла как на дрожжах, и ей в полной мере воспользовался сын Гортензии, совершивший государственный переворот и ставший императором Наполеоном III.

Братья и сестры

– Моя семья – мне не помощники, у моих родных безумное честолюбие, расточительные вкусы и никаких талантов, – так, по свидетельству А.-О. Коленкура, высказался о своих братьях и сестрах Наполеон Бонапарт. Но укоренившаяся на генетическом уровне итальянская преданность своему роду не позволяла ему отказаться от этой обузы, которую он не переставал тащить на себе даже тогда, когда его близкие в открытую предавали его.

Почти все Бонапарты унаследовали привлекательную внешность родителей и неуемную страсть Карло к роскоши и похождениям на стороне. Да и положение обязывало – возведенные могущественным братом в статус повелителей вассальных государств, они не могли удержаться от использования всех благ, неограниченный доступ к которым теперь открывался им. Власть развращает, – и они требовали от брата все большего и большего. Но и Наполеон порой совершенно бесцеремонно вмешивался в самую интимную сферу их существования, стараясь заставить строить свою жизнь по строго установленным лично им правилам.

Жозеф, король обеих Сицилий и Испании

Старший из Бонапартов, Жозеф, волею брата стал обладателем аж двух королевских корон, но благодарной памяти у своих подданных явно не оставил. 30 марта 1806 года согласно указу Наполеона он был провозглашен королем Неаполя и обеих Сицилий[25]. Еще в конце декабря 1805 года Жозеф получил назначение на пост главнокомандующего военными силами, перед которыми ставилась задача изгнать из Неаполя короля Фердинанда IV Бурбона и его супругу Марию-Каролину, сестру казненной во Франции Марии-Антуанетты. Известно, что старшего брата Наполеона никогда не привлекало воинское дело, он предпочитал вести жизнь богатого землевладельца в своем замке Мортфонтен, земли которого всячески украшал и облагораживал. Разумеется, это назначение для Жозефа, занимавшегося доселе чисто дипломатической работой, имело совершенно фиктивный характер, ибо все основные тяготы кампании легли на любимого маршала Наполеона, Андре Массена. Король Фердинанд IV в спешке бежал на Сицилию, а Жозефа неаполитанцы, жадные до всякого рода новизны, поначалу восприняли довольно благосклонно.

Он тут же начал проводить кое-какие реформы в духе просвещенного абсолютизма, стремясь превратить весьма отсталое полуфеодальное королевство в более современное по образцу Франции. Это завоевало ему любовь либерально настроенной части общества. Но короля без свиты не бывает, и основные силы и средства Жозеф положил на завоевание благосклонности аристократии. Для этой цели были капитально обновлены убранство и обстановка королевского дворца в Неаполе и огромной летней резиденции в Казерте, что позволило устраивать приемы и балы с тем шиком, какого не ведали Бурбоны. Это обошлось в немалые деньги, но придало истинно столичный блеск провинциальному неаполитанскому двору.

Его супруга Жюли предпочла остаться в Париже, где с большим вкусом принимала участие в дворцовых церемониях в ранге полноправной королевы. Общеизвестен тот факт, что Жозеф женился на ней исключительно из-за любви к ее богатому приданому, которым сумел распорядиться чрезвычайно разумно, постоянно увеличивая свое состояние. Что же касается сердечных склонностей, то он себя не сдерживал до такой степени, что давно приобрел во Франции репутацию настоящего ловеласа. Как и большинство светских людей, он был неравнодушен к чарам молоденьких актрис, но не пренебрегал и замужними дамами, в частности имел роман с женой дипломата из Нидерландов. Находясь в 1804 году в лагере в Булони, он влюбился в