он и нес в семью. Но было и плохое. Вокруг него крутились барыги, вымогатели. Было дело, ему грозили судом, якобы за некачественно оказанные услуги. Какой-то мажор сдал на ремонт свою «Феррари», а потом заявил, что ему под шумок заменили оригинальные запчасти на подержанные. Дело даже дошло до суда, и тот подонок его выиграл, кстати. Сын переживал, заплатил огромные деньги за то, в чем не был виноват. Стал жаловаться на сердце. У него тогда ко всему прочему две точки в городе подожгли. Только он не пошел в полицию, потому что боялся за свою семью. Понял, что сгоревшие автомойки были предупреждением. Но бог миловал, больше не повторялось. Или он просто не хотел рассказывать об этом… не знаю даже.

Светлана Борисовна задумчиво покачала головой.

– Нет, конечно, он бы не стал делиться с женой всеми переживаниями. Да и видела она все, наверное. Чувствовала, но молчала. Считала, что лезть к мужу в такие моменты не стоит. А надо было, понимаете? Надо! Взять его за руку, налить стакан и в лоб: «Говори! Я же жена твоя! Ты не должен быть с проблемой один на один!» Сыну нужна была боевая подруга, а не ангел-хранитель, с порога подающий тарелку борща. И такое тоже бывает.

Она замолчала, потом резко встала и вышла из-за стола.

– Пойду посмотрю, как там Алла. Я на минутку.

Она ушла, а я осталась. Переваривала услышанное.

Вот это пердимонокль. Вот это сюжет. Воистину, мы ничего не знаем о людях. Рассказ Светланы Борисовны лишний раз это подтвердил.

Значит, Илья Георгиевич был совсем не тем жизнерадостным простаком, каким поначалу казался. Развод с женой, ее смерть, сложные отношения с родным сыном, проблемы на работе – стресс за стрессом с небольшими перерывами на восстановление. А потом опять что-то случалось.

Светлана Борисовна сказала, что сын был с ней откровенен. Доверял ей. Значит, уважал и дорожил ее мнением, а иначе бы не пришел к ней жить, оставив жену и ребенка в другой квартире. Или я слишком уж идеализирую ситуацию? Может, дело было в финансовых трудностях, и Илья просто не мог себе позволить снять жилье сразу же. Но он мог прийти к друзьям или поселиться в отеле, но не сделал этого. Он приехал к матери, прекрасно зная, что она не станет гладить его по голове и подавать тапочки. Он намеренно выбрал дорогу туда, где кровать будет жесткой, а ночи длинными. Значит ли это, что он таким образом наказывал себя за то, что не смог жить с нелюбимой женщиной?

Светлана Борисовна очень скоро вернулась.

– Спит.

– Пусть отдыхает, – согласилась я.

– Пусть.

Вспомнился вчерашний вечер в доме Анны Тимофеевны и Алла, беззаботно болтающая с Сергеем про Египет. Тогда никто из нас не знал, насколько сильно изменится жизнь некоторых из нас.

– Кофе остыл, – сообщила я. – Сделать новый?

– И так нормально, – ответила Светлана Борисовна.

Она посмотрела в сторону окна да так и «зависла». Я ждала, пока она очнется.

– Знаете…

Ее голос был усталым, говорила она тихо и обреченно.

– Мы ведь никогда не знаем, что жизнь преподнесет на ужин. Вот мой муж умер в сорок два года. Молодой практически мужчина – и вдруг остановка сердца. Лег вечером спать, ночью все и произошло. Во сне. Он не дожил до первой свадьбы сына, не застал внука. Георгий был художником-иллюстратором. Не очень нервная работа, правда? И жили мы нормально, даже не ссорились. Скорее, спорили, но из-за ерунды. И с сыном у него все хорошо было. А вот сердце почему-то не выдержало.

– Тут не угадаешь, – согласилась я.

– Сначала муж, потом невестка, а теперь Ильи нет.

Она говорила с такой болью, что стало не по себе. Можно было ее перебить, попробовать перевести тему, но стоило ли? Она была очень откровенна со мной, даже слишком. Разве не это ей сейчас нужно? Свободные уши, и чтобы никто не перебивал.

– Три человека ушли на небеса… Вы, наверное, удивлены, что я так за Аллу взялась?

– Наверное, у вас есть причины, – ответила я.

– Потому что она и Ваня – единственные, кто остался. Я бы хотела, чтобы цепочка не порвалась, чтобы наш род продолжился. Очень хочется дождаться правнуков, вот такая у меня мечта. У Ваньки будут красивые дети. Были бы… Жалко звучит, знаю. Старуха, которую не хотят видеть, вдруг решила стать хранителем очага, которого нет. Смешно, очень смешно.

– Нет, достойно, – возразила я.

– Я объясню, – перебила меня Светлана Борисовна. – Забудьте о достоинстве. Нет его ни в ком! Все это ложь, бравада! Все лгут, все! Даже я. Даже вы! Аллу я не люблю, но от меня и не требовалось любить. Илья хотел, чтобы я приняла тот факт, что он снова не один. Что полюбил, что любят его. Алла же априори должна была стать для меня и Ивана врагом, если вы понимаете, о чем я. Да просто потому, что сделала сына счастливым! Но я, как ни старалась, не смогла о ней так думать. Илья встретил ее уже после того, как решил уйти из семьи. В народе говорят, что «в никуда» никто не уходит. Якобы если собрался, то тебе где-то постелено. Поначалу и я так думала, а потом приняла другую точку зрения. Уходят, когда больше не могут. Вот так вот. В пустоту, в топь болотную, на паперть – без разницы. Когда со стороны все хорошо, когда везде благополучно, когда все завидуют, но не видят главного – вот тогда и уходят. Когда достаток, спокойствие, уют и счет в банке – не важно. Но за всем этим море одиночества. Мало кто знает, как это – жить в раю, мечтая уснуть и не проснуться. Илья до встречи с Аллой так и жил.

– Неужели быт может так запросто сожрать человека? – не поняла я.

Светлана Борисовна устало качнула головой.

– Он не любил первую жену. Не смог полюбить, как ни старался. Вот случай, хотите? Был у меня знакомый, работали вместе. Все вроде бы хорошо у человека. Семья, две дочки, любимая жена. Дача, любимая собачка. А в один прекрасный день его находят в петле. И записка: «Простите, я так устал от вас». Устал, представляете? Я общалась потом с его супругой. Так она ругала его на чем свет стоит даже после его смерти. Мол,