Шрифт:
Закладка:
Ну как — разве не был? Не я ли подался в Голливуд в восемнадцать лет в поисках славы и богатств, а три года спустя, после съёмок пилота «Семейных уз», сообщил Коди, что наконец-то готов для чего-то большего? Разве не было моей целью, а то и вовсе одержимостью — стать однажды богатым и знаменитым?
Но не всё так просто. Богатый и знаменитый — для меня это было такое же несбыточное клише, как и для дальнобойщика из Пеории. А поскольку богатства и слава подразумевают свободу, то это клише дало о себе знать. Но если из него вытекают такие понятия, как «миллионы» и «обожание», тогда нет, не думаю, что вместе или по отдельности они послужили основой для мотивации.
«Богатый», если исходить из моего происхождения, означает самостоятельно покупать себе еду, одежду и платить за жильё. В то время как «слава» значила для меня что-то такое же основополагающее, как возможность быть самим собой без всяких оправданий, обладать репутацией и плюс иметь свой уголок, где можно отдаваться своим интересам. Я не хотел, чтобы кто-то целовал меня в задницу, — просто хотел забраться туда, где меня хотя бы не будут по ней пинать.
Вот я и загорелся мечтой — стать актёром. Был сосредоточен на работе, а не на наживе. Как мы зачастую видим, карьера актёра не обязательно приводит к деньгам. А что касается славы, то добиться её были способы и полегче, хотя не такие лёгкие, как сейчас. Сегодня мне всего-то нужно завалиться с кучкой беспринципных нарциссов на Бора-Бора или в австралийский аутбэк, питаться там крысами, личинками бабочек и страдать хернёй, пока всякие ток-шоу и журналы не раструбят об этом на весь мир.
Чего я действительно хотел — и долгое время даже это желание считал слишком завышенным — так это просто играть ради игры. Я хотел, чтобы одна роль приводила к другой и так далее, снова и снова. И если начистоту: случись что — мне было бы тяжело в это поверить.
Но так случилось.
Я собираюсь провести вас по короткому маршруту — через взлёты и падения «каково-это-быть-знаменитым-в-американском доме-веселья», через постоянно меняющийся мир, где ясно только одно: подготовиться к путешествию — невозможно.
Под рукой нет карт, нет путеводителей, а есть только заметки и намёки на кратчайший путь, оставленные внутри лабиринта теми, кто уже через него прошёл. Я оказался предоставлен самому себе. Должен был полагаться на морально-этический компас, доставшийся от семьи (здесь мне везло) или руководствоваться своим чутьём (здесь везло меньше).
А кроме того, вопреки распространённому мнению, перед входом в «Дом веселья» вам не откажут в возможности расписаться под заглавием — «ФАУСТОВСКАЯ СДЕЛКА[33]»:
Вы хотите стать актёром? Отлично, но выбирая такое недостойное и даже эгоистичное призвание (признайте, вы просто хотите быть богатым и знаменитым), вы тем самым отказываетесь от права жаловаться, оспаривать или выдвигать свои условия независимо от того, что с вами может случиться. Просто поставьте свою подпись поверх этой пунктирной линии: _ _ _ _ _ _ _ _ _ _.
Я не жалуюсь, но будь я проклят, если вспомню, что подписывал нечто подобное.
Не должно быть сюрпризом, что слава, по крайней мере в шоу-бизнесе, — дорога постоянных заблуждений. В конце концов, сама индустрия построена на всеобщем обмане: лицедеи притворяются теми, кем они не являются, а зрители охотно в это верят. Это игра доверия, в которой обе стороны рискуют быть обманутыми. Актёр подвергает себя всеобщему порицанию зрителей, доверясь им, чтобы они вознаградили его своим вниманием, дабы он и дальше мог оттачивать свою «ложь». В свою очередь мнение зрителей зависит от умения актёра заставить поверить, но чтобы при этом они не почувствовали себя обманутыми. Исключительно при таком раскладе — все будут в выигрыше. Награда — один час коллективного (и безвредного) магического мышления[34].
Симбиоз между артистом и зрителями происходит примерно так: зрители видят свои глубочайшие страхи и тёмные фантазии, которые воспроизводятся в безопасной среде — получают эмпирический опыт без риска эмоциональной окраски. Представление служит зеркалом в котором мы можем видеть наши самые потаённые стороны, не рискуя тем, что кто-то может распознать наше отражение. Актёр вознаграждается аплодисментами и признанием, а значит — славой и богатствами.
Как только вы выходите за пределы физических и временных границ игрового пространства, сделка становится более расплывчатой. Взять, к примеру, телевидение и кино: напрочь искажено ощущение масштаба, поэтому теряется сама идея и ценность зеркала. Если показать актёра на экране высотой двадцать футов — он покажется божеством. А некоторые зрители из дальних затемнённых уголков мультиплекса таковым его и посчитают. И наоборот, в телевизоре показана его миниатюрная копия — новый вездесущий член семьи зрителя. Из этой иллюзии вытекает всё-таки некая богоподобная возможность актёра присутствовать одновременно в миллионах зрительских домов, проникая в их сердца и души.
Это восприятие усиливается всеми остальными формами средств массовой информации: газетами, журналами, радио, книгами и интернетом. В наше время уже нет границ подлинного актёрского тщеславия, театральное искусство стало целым миром. В этом мультимедийном мире кажется у шоу нет ни начала ни конца, нет кулис и сцен. Теперь всё стало частью представления, включая личную жизнь артиста.
Огромный поток магического мышления никем не запрещён и не поддаётся контролю. Слава — это не то, что создаёте Вы. Ощущение славы возникает и живёт не в голове артиста, а в коллективном сознании общественности. Со временем, его вознаграждение и ожидания зрителей начинают бесконтрольно расти, и обе стороны — каждая по своим личным мотивам — рады забыть, что все их
