То, что сегодня она подчинилась нашим приказам, было хорошим первым шагом, но впереди еще долгий путь. Нам нужно вытащить ее из ее головы и разбить все мысли, которые говорят ей, что она должна держать часть себя взаперти.

Как бы я ни ненавидел быть голосом разума и контроля, это моя работа в этой ситуации. Поэтому я буду продолжать наблюдать, манипулировать из тени.

Оргазм выжал из нее всю оставшуюся энергию, и я слышу, как выравнивается ее дыхание. Я настраиваю камеру, чтобы приблизить ее и эти идеально пухлые губы, между которыми я хотел бы просунуть свой член.

Мой палец парит над экраном, обводя контуры ее лица, как будто я могу преодолеть расстояние между нами, как будто я могу почувствовать тепло ее кожи через холодное стекло.

Мы слишком долго планировали это, чтобы сейчас ставить все под угрозу из-за импульсивности. Даже явиться к ней сегодня ночью по телевизору было, пожалуй, слишком рано, но я не мог предположить, что она так быстро сдастся нам.

Она должна знать, что фасад, который она создает для всех остальных, не настоящий, что в глубине души ее тьма такая же черная, как и наша, что она хочет уступить нам. Но речь идет не только о физическом подчинении, но и о принятии своих желаний, страхов и сложностей собственной психики.

Только тогда она сможет по-настоящему принадлежать нам.

Я перехожу к другому экрану, пальцы танцуют по клавиатуре с отработанной эффективностью. Запись, сделанная нами ранее, оживает. Я перематываю видео, перебирая кадры, пока не нахожу тот самый поворотный момент — ее капитуляцию перед удовольствием, которое мы срежиссировали.

Экран освещается, показывая сцену ее самоотдачи, ее тело выгибается в экстазе, звуки удовольствия эхом разносятся по комнате. Я заново переживаю этот момент и чувствую, как по телу пробегает дрожь предвкушения.

Я тщательно выбираю фрагмент записи, фиксируя суть ее капитуляции, неприкрытую уязвимость, которую она неосознанно продемонстрировала. Я готовлю ролик, а затем свое личное сообщение к нему, прежде чем нажать «Отправить».

То, что у меня есть план, не означает, что я не могу слегка подтолкнуть.

* * *

Авель

Мой нож нежно скользит по ее телу. Было бы так просто слегка надавить, но я этого не делаю, пока нет. Ее кожа такая гладкая, словно шелк. Представляю, как легко ее будет прорезать. Она не бледная, как молоко, больше похожа на чай или слабый кофе, будет ли она такой же горькой на вкус или ее подсластили сахаром. Разбудит ли ее, если я лизну?

Соблазн очень силен, когда я наблюдаю за ее вдохами и выдохами. Но я не буду этого делать. Не сейчас.

Она слишком красива, чтобы сделать пометки моим ножом, — видение, которое преследует мои мысли. Она нуждается в более личном контакте, я хочу почувствовать ее кожу под своими голыми пальцами, оставить следы, которые принадлежат только мне. Каждый изгиб, каждая линия ее тела взывают ко мне. Моя жизнь, само мое существование связано с ее жизнью таким образом, что она пока не может этого понять. Когда я впервые увидел ее, то сразу заметил, как нас тянет друг к другу, словно мои тени кричат о том, чтобы прижаться к ее телу и почувствовать знакомого друга. Она — богиня, которой нужно поклоняться, а я — ее скромный почитатель, пришедший спасти ее от самой себя в темноте ночи.

Мы будем поклоняться ей.

Я не должен быть с ней в этой комнате, это риск, и я знаю, что мой брат прокомментирует мою глупость. Но очевидно, что он привязан к ней так же сильно, как и я. Он понимает, даже если видит ее не так, как я. Она не просто случайная душа, она — наше все.

Вот почему я здесь, стою над ней, пока она спит, влекомый этой непреодолимой силой. Мои пальцы обводят контур ее лица, запоминая каждую деталь. Она слегка шевелится, и я замираю, затаив дыхание, мое сердце бешено колотится в груди. Но она не просыпается.

Я не могу дождаться, когда она наконец примет свою истинную сущность, ту, что скрывается за столькими слоями того, что она считает нормальным, и мы снова будем танцевать вместе в тени.

От мысли об этом меня пробирает дрожь. Ожидание почти невыносимо, но я знаю, что оно того стоит. Ибо, когда она смирится со своей судьбой, нас будет невозможно остановить, мы будем связаны друг с другом навечно.

Пока я стою здесь, загипнотизированный ее красотой и поглощенный своими мыслями, на ее губах появляется слабая улыбка. Это из-за сна, мимолетного мига счастья, или она каким-то образом осознает мое присутствие, даже во сне? Знает ли она на каком-то подсознательном уровне, что я здесь, в ее пространстве, с ней?

В комнате ощущается невысказанное напряжение, как будто сам воздух вокруг нас задерживает дыхание. Я наклоняюсь к ней ближе, вдыхая аромат вишни. Это уже давно мой любимый аромат.

Ее запах.

Глава 15

Гидесса

Я проспала свой будильник. Либо это, либо я вообще его не заводила, потому что солнце заливает комнату, а время на моем телефоне показывает больше десяти, прежде чем я прихожу в сознание. На нем также есть несколько непрочитанных сообщений.

Разблокировав телефон, я прищуриваюсь. Меня ждет сообщение от родителей, но есть и еще одно с неизвестного номера. Решив отложить сообщение с неизвестного номера, я сначала открываю сообщение от моих родителей.

Папочка

Позвони нам, ты заставляешь маму волноваться.

Мама

Пожалуйста… ты все время забываешь "пожалуйста"… и когда же ты уже признаешь, что ты тоже волнуешься.

Папочка

*хмурый смайлик *

Папуля

* эмодзи с закатыванием глаз * Она очень способная и взрослая. С ней все в порядке, правда, крошка?

Папуля

Крошка?

Папуля

*хмурый смайлик * Ладно, я теперь в команде Дэра… Позвони нам, сейчас же.

Проверив время получения сообщений, я понимаю, что они были отправлены час назад. Вздохнув, я понимаю, что есть только одно решение их беспокойства. Быстро встав с кровати, я иду в ванную, чтобы освежиться, а затем надеваю леггинсы, топ и укладываю волосы в хвост.

По дороге в кабинет я снова беру телефон и нажимаю на значок видеозвонка, мысленно готовясь ко встрече с обеспокоенными родителями.

Видеозвонок соединяется, и через несколько мгновений на экране появляются обеспокоенные лица моих родителей. Их выражения смягчаются от облегчения, как только они видят меня.

— Привет, крошка, — говорит Папуля, его