выполняли, видимо, жители амальфитанской колонии, и они же перевели греческий перечень реликвий на латынь[301]. Но в какой мере именно Константинополь был целью паломников (кроме монахов) из самой Византийской империи, из источников не ясно.

4. Знаменитые церкви и монастыри

Среди более чем 500 церквей и монастырей едва ли более двух или трех десятков имеют выдающееся значение по художественно-историческим, общеисторическим или культурно-историческим основаниям. На первом месте в глазах византийцев и всех людей извне стояла Св. София, храм Божественной Премудрости, «Великая церковь», в том виде, в каком ее перестроил император Юстиниан I между 532 и 537 годами. Ни одно другое церковное сооружение не описывалось и не упоминалось столь часто: почти сразу после возведения оно стало темой для первой главы в книге «О постройках» Прокопия Кесарийского и для гекзаметрической поэмы придворного поэта Павла Силенциария[302]. Бесчисленные легенды, от начала до османской эпохи, вращаются вокруг здания, уровень исполнения которого современники и последующие поколения уже не могли объяснить. Сказание о строительстве Св. Софии IX века сообщает следующее: Юстиниан «написал и стратигам, и сатрапам, и судьям, и сборщикам налогов по всем фемам, чтобы все они искали, какие найдут, колонны, столпы, плиты, абаки, алтарные преграды и прочий материал, пригодный для возведения храма»[303]. Происхождение деталей интерьера из всех регионов известного мира подчеркивает и поэма Павла Силенциария, и то, что на первый взгляд звучит лишь как похвала правителю, подтверждается современными исследованиями строительных материалов. Эти тексты даже больше, чем реальное здание, указывают на идейную цель строительного проекта: для главной церкви вселенной использовались материалы со всего мира, и участвовать в ее возведении должны были мастера со всех уголков земли.

Символическое изображение церкви свв. Апостолов. Миниатюра из «Гомилий» (Bibliothèque nationale de France, gr. 1208). XII в.

Многие первоначальные детали в Св. Софии видны и сегодня, а вот церковь свв. Апостолов, чье значение для императорской идеологии, возможно, даже превышало значение Святой Софии, разрушен до основания[304]. В его случае Юстиниан также снес старое здание IV века, которое восходит не к Константину, а к его сыну Констанцию, и построил новую церковь. Хотя прежде исследователи предполагали, что мечеть Фатих Джами, возведенная Мехмедом Завоевателем, была построена точно по ее плану, новые работы вполне обоснованно предполагают местоположение бывшей церкви свв. Апостолов немного к востоку от нее, предлагая несколько вариантов. Описания здания византийских времен свидетельствуют, что его план имел форму греческого креста с равными по длине руками[305]. Для византийцев значение церкви заключалось в пристройках времен Константина и Юстиниана, связанных с внутренним пространством храмом, поскольку именно там, а не в самой церкви, до XI века погребали членов императорской семьи[306]. Не только топографически доминирующее положение на холме, но и священное с династической точки зрения место могло побудить Мехмеда построить здесь мечеть, носящую его имя.

Почитание Богородицы, особенно ярко выраженное в Константинополе как городе, вверенном покрову Божьей Матери, отразилось в 136 церквях, посвященных Богоматери, некоторые из которых сыграли особую роль в жизни города и всей империи. Без сомнения, на первом месте здесь стоит упомянуть церковь Богородицы в районе Влахерны на крайнем северо-западе города, которая так же, как и Св. София, дала свое имя другим церквям Византийской империи. Ее икона, согласно преданию, спасла город от нападения аваров в 626 году, а позже тут собрали самые важные богородичные реликвии. Поскольку с конца XI века императорский двор все больше и больше переселялся в этот район, Влахернский храм также был включен в императорский церемониал как своего рода придворная церковь, наряду со Св. Софией[307].

Конечной целью праздничных процессий была чаще всего церковь Богоматери, расположенная рядом со Св. Софией в квартале медников (Халкопратии). Благодаря своему доминирующему расположению на плато мнимого седьмого холма церковь Богородицы Перивлепты («видная отовсюду») привлекала внимание всех, кто приближался к городу со стороны Мраморного моря. Блистательное внутреннее убранство, созданное по заказу императоров из Македонской и Комниновской династий, было уничтожено в 1204 году, но, похоже, было столь же великолепно обновлено императорами Палеологами, как это видно из обстоятельного описания испанца Руя Гонсалеса де Клавихо (1403 год)[308]. На части ее оснований стоит теперь церковь Армянского патриархата, в которой, однако, нет ни намека на былое великолепие этого места. Огромные субструкции церкви были обнаружены совсем недавно[309].

Церковь Богоматери Одигитрии («Путеводительницы») была знаменита своей иконой Богородицы, которую написал якобы апостол Лука, чьей рукой водила невидимая сила, так что она считалась нерукотворной (ἀχειρποίητος)[310]. Это был один из самых почитаемых культовых объектов в городе, ставший – по своему иконографическому типу – образцом для всего православного мира. Данная церковь, вместе с одноименным монастырем, как это можно предположить по материалам раскопок[311], находилась между нынешним Музеем мозаик и железнодорожной линией.

На территории Дворца также стояли несколько небольших церквей, недоступных для широкой публики[312]. Настоящей дворцовой церковью, с момента реставрации Михаилом III около 864 года, считался храм Богородицы Фаросской («у маяка», который виден и по сей день), выделявшийся не только роскошными декором интерьера (точно описанным одним арабским путешественником), но и ценнейшими реликвиями, каких не было ни в какой другой церкви[313].

Михаил III со своей матерью Феодорой. Миниатюра из мадридской рукописи «Обозрения истории» Иоанна Скилицы (Bibliоteca Nacional de Madrid, Vitr. 26-2). XII в.

Хотя уединенная монашеская жизнь кажется мало подходящей для такого большого города, однако Константинополь, с примерно 320 своими монастырями, имевшими свои церкви, был одним из основных монашеских центров Византийской империи[314]. Монахи представляли собой особый социальный элемент в жизни города – тема, которая для всей византийской эпохи еще не получила обобщающего исследования в Новое время. Впрочем, начало монастырской жизни в городе не восходит, как утверждают легендарные заметки «Патрий», к Константину Великому, а относится только к правлению Феодосия I (379–395). С монастырями были во многом соединены приюты и больницы, например знаменитый госпиталь при монастыре Пантократора (1136 года)[315]. Но в константинопольских монастырях