Рима[280]. На самом деле он лишь расширил единственную существовавшую церковь – Св. Ирину. Планы по строительству Св. Софии имелись, вероятно, еще при Константине, однако есть целый ряд аргументов против того, что в его время уже было начато и строительство храма свв. Апостолов[281]. Важнее для него было, конечно, создать себе, совершенно в духе древних правителей, мавзолей. Это архитектурное оформление императорских погребений (позже, правда, в тесной связи со зданием храма свв. Апостолов) существовало вплоть до XI века. Ни о христианском плане города, ни о его реализации при Константине не могло быть и речи. Впрочем, население, которое после 330 года стало стягиваться сюда со всех концов страны, было преимущественно христианским, как показывает свидетельство Иоанна Златоуста о 100 000 христиан около 400 года[282]. Широкомасштабное церковное строительство начинается только в конце IV века, при Феодосии I, который вел сознательную антиязыческую политику, особенно под влиянием своей благочестивой дочери Пульхерии. Некоторые новеллы Юстиниана I сознательно вводят нормы в области церковного строительства, адресованные всей империи, но особенно – ее столице: они регламентируют и государственное содержание церковных институций. Возведение новой Св. Софии с прилегающими к ней жилыми и служебными зданиями патриархата и императорским дворцом включило идею священности императорской власти и в градостроительство, где она в определенной мере достигла своего предела.

Императрица Феодора с приближенными. Мозаика из церкви Сан-Витале в Равенне. Ок. 547

Церковная жизнь византийских городов, которую для Константинополя можно проследить в первую очередь благодаря относительно хорошему состоянию источников, развивалась во многих отношениях иначе, чем на Западе. В случае Константинополя к этому добавляется и то, что древний Византий мог предъявить только двух мучеников: св. Мокия и св. Акакия. Собрание местных преданий Πάτρια приводит множество примеров, где утверждается провиденциальное происхождение основания многих церквей: императрица Феодора, жена Юстиниана, построила храм святого Пантелеймона там, где она когда-то, только прибыв в столицу, жила бедной девушкой[283]; другая императрица, Феодора, в IX веке основала церковь святой Анны там, где два раза споткнулся ее конь[284]. Мощи святого Стефана, прибывшие на корабле в Золотой Рог, изначально должны были положить в храме святых Апостолов, но по пути туда, на некоем месте, которое мы более не в состоянии точно определить, волы отказались двигаться дальше, так что пришлось строить храм для святого именно там[285]. Эти объяснения, конечно, в значительной степени легендарны, однако они очень хорошо подчеркивают случайность многих оснований, которые не базировались на плане города, а происходили в конечном счете из некоего эмоционального переживания, не чуждого, конечно, и основателям церквей на латинском Западе.

Такие церковные постройки требовали, конечно, денежных средств[286]. Многие, особенно ранние церкви V–VI веков, были построены на собственном участке заказчика, что видно по их традиционным названиям: церковь св. Иоанна Предтечи в усадьбе патрикия Студия и храм св. Феодора в усадьбе Сфоракия. В сущности, все церкви Константинополя восходят к частной инициативе – даже Св. София, заложенная Юстинианом, – но во многих случаях для этой цели необходимо было сначала приобрести участок. Построенным храмам, однако, должно было гарантироваться, по императорскому законодательству, и содержание в соответствующем состоянии, из-за больших трат на свечи и елей, а также на певцов и священников, совершавших там богослужение. Чтобы сократить расходы, размеры большинства церквей, за исключением заказов императора и высших сановников, часто были довольно скромными. Но даже при таких условиях пожертвованная храму сумма часто очень скоро заканчивалась. Церкви и монастыри приходили в упадок, если новый ктитор не брал на себя заботу о них. Это объясняет короткий век многих церковных институций, которые часто упоминаются в источниках лишь однажды. Из ранневизантийских церквей до последних дней византийского города без перерыва сохранялось лишь несколько, например, Св. София, Св. Ирина, Свв. Сергий и Вакх, Свв. Апостолы и Студийский монастырь со своим храмом. Большой разрыв здесь принесло латинское завоевание 1204 года, которое за 60 лет превратило в разграбленные руины почти все церкви и монастыри, не использовавшиеся латинским духовенством (как Св. София или храм Пантократора).

За строительством этих церквей стоит отчасти и иное, чем на латинском Западе, церковное мышление. Они часто возводились как место для молитвы и поминовения одной семьи и потому обозначались тепмином «молельня» (εὐκτήριον), хотя некоторые из этих «домовых церквушек» позднее превращались в более крупные храмы, становясь доступными и окрестным жителям. Горожанин – в небольших провинциальных городах «выбор» доступных храмов был, конечно, гораздо скромнее – был связан не столько с ближайшей к дому церковью, сколько с определенным святым (например, своим небесным покровителем), даже если для посещения службы он вынужден был преодолевать большее расстояние. Впрочем, часто и сам ктитор выражал желание почтить важного для себя святого и построить ему храм на удобном для него, заказчика, месте, например потому, что там ему принадлежал участок. Нужды населения этого района в пастырском окормлении всегда были подчинены интересам ктитора. Византия не знала, в том числе с точки зрения церковного права, понятия приходской церкви или церковного прихода, и это также отражается в церковной топографии Константинополя[287]. Строительство церкви по инициативе горожан, породившее множество готических церквей на Западе, в византийском церковном сознании было немыслимо.

«Много в нем также церквей, не сравнимых со Святой Софией по величине», – говорит о Константинополе историк крестовых походов Одон Дёйльский, описывая так, не в последнюю очередь, свое архитектурное впечатление от города[288]. Большинство церквей было, как уже подчеркивалось, небольших размеров, находилось в невидных местах и построено, по традиции, из кирпича со скромным декором фасадов, который развился только в поздневизантийское время. Все их великолепие – мраморная инкрустация, мозаика и живопись – раскрывалось только внутри, где они, следуя многовековой богословско-мистической эстетике, были образом космоса. Об использовании колоколов практически ничего не известно до последних веков Константинополя, и потому храмы города не украшали заметные колокольни, позволяющие еще издалека определить их как христианские здания[289], и очень редко они располагались на открытом, возвышенном месте, как, например, Святая София, храм святых Апостолов или церковь Богоматери Перивлепты.

Церковь Св. Ирины. VI–VIII вв. Современный вид

Церковная жизнь, впрочем, протекала не только в зданиях храмов, но, как уже было отмечено выше,