— Да, — робко ответила я. Я конечно еще не испытывала свой голос в новом облике, но учитель по музыке всегда восхищался моим слухом и голосом. Надеюсь и в новой личине мои навыки остались при мне.

— А может ты еще и на инструменте каком можешь играть? — изогнул он бровь в вопросе. Я молча кивнула головой.

— Ну пойдем выберешь себе инструмент, — сказал он.

— Если позволите я тоже гляну, нас родители вместе обучали, — неожиданно вставил Риан.

Маэстро провел нас к крытой кибитке. Здесь хранился всякий реквизит для выступлений, обручи, канаты, булавы, а также барабаны, медные тарелки, колокольчики. Среди всего разнообразия я выбрала лютню, хотя умела играть на многих инструментах, решив что петь и аккомпанировать себе будет проще всего на лютне. А Риан выбрал флейту, немало удивив меня. А дальше маэстро провел нас в центр круга и объявил,

— Друзья, эти молодые люди желают присоединиться к нашей труппе, и нам надо оценить, достойны ли они, быть частью великого цирка Маэстро Гальвани.

Все разом притихли, а я пыталась, подобрать песню. Мне на помощь снова пришел Риан,

— Знаешь балладу о странствующем принце, что искал свою возлюбленную?

Да, конечно эту балладу я знала, это была любимая песня мамы, и я часто исполняла ее для нее. Я кивнула головой, и начала проигрыш, через два такта к игре лютне присоединилась нежная трель флейты и я начала петь чистым тенором. Прикрыв глаза, я вся отдавалась песне, передавая голосом страдания принца. Песня была очень душевная и печальная, принц, потерявший свою возлюбленную много лет искал ее, объездил много стран и городов, но так и не нашел ее. Она словно исчезла с лица земли. Оканчивалась песня разбитым сердцем юноши. Допев последние ноты, я подняла глаза к зрителям. Девушки вытирали слезы, а мужчины прятали глаза, стояла оглушающая тишина. Сначала раздались хлопки маэстро, а затем нас буквально оглушил звук оваций.

— Лучшего исполнения этой баллады, я еще не слышал, — сказал восторженно дядюшка Гил, — ребята вы в команде, Дей, может мы тебе эльфийские ушки приклеим, где-то завалялись у меня в сундуке, как то ставили мы сказ об Эльдириэле. — и он уставился на меня.

— Нет, нет, нет, — замотала я головой, вот только накладных ушей мне не хватало, так вообще всё герцогство прибежит на меня поглазеть. Дядюшка Гил видя, что меня не уговорить продолжил:

— Ну нет так нет. А хотя жаль, мы бы такие аншлаги собирали, — мечтательно произнес он, а затем продолжил,

— Если в вашем репертуаре есть еще что-то такое же убойное, не стесняйтесь пойте.

Мы с Рианом переглянулись, затем пару минут посовещавшись, исполнили еще несколько песен, разогрев публику настолько, что под конец мы пели все вместе. Закончили выступление веселенькой песней про Марио-моряка, которого в каждом порту, ждала новая зазноба.

Так началось наше путешествие с труппой дядюшки Гила. Когда мы въезжали в город, дядюшка Гил всегда садил меня на козлы рядом собой, на первую кибитку, приговаривая: «Товар надо показать лицом». Риан только посмеивался надо мной, а я жутко смущалась. Кроме нашего выступления с Рианом, я должна была все оставшееся представление стоять на сцене, даже ничего особенного не делая, например просто позвякивая колокольчиком в такт. Но дядюшка Гил довольно потирал руки, ведь все первые ряды были забиты девушками, которые не скупились на монеты. Постепенно в мои обязанности добавился аккомпанемент для всех номеров.

Нам с Рианом выделили половину повозки, где были подвешены наши гамаки, вторая половина была завалена походной утварью. И Риан взял негласное шефство надо мной, и я была ему за это благодарна. Отношения с коллективом у нас сложились неоднозначные. Дядюшка Гил был с нами добр и любезен, как и женская часть труппы. Но девушки постоянно крутились у нашей кибитки, вызывая тем самым злость и ревность их мужей и парней. Пока мужчин сдерживала железная рука маэстро и то, что наши выступления собирали аншлаги, а доход делился поровну между всеми членами цирка. Особенно доставала своим вниманием Арнелла. Эта жгучая брюнетка с фигурой песочных часов, осиной талией и высокой грудью приводила в экстаз мужскую часть зрителей. Ее танцы никого не оставляли равнодушным. Но вот я стала замечать, что знойная красавица стала все чаще бросать на меня томные взгляды, и проходя мимо старалась коснуться меня грудью. Я старалась сделать вид, что не замечаю таких намеков, но уже не рисковала ходить одна. И дело даже не в Арнелле, с ней то я смогла бы объясниться, но уже несколько лет девушка делила кибитку с силачом Торном, что одной рукой гнул подковы. Силач тоже подмечал ветреное поведение своей подруги и с каждым днем становился все мрачней и мрачней.

Вот уже три недели, как мы гастролировали вместе с цирком Маэстро Гальвани и оставалось около нежели до нашего прибытия в герцогство Маграт, что граничило со свободными землями на котором находился Главный Храм всех стихий, а там еще несколько миль и нужная нам академия Эрлот.

С Рианом мы сдружились. Мне было легко рядом с ним, казалось мы мыслим одинаково, часто бывало так, что я начинаю мысль, а он её заканчивает. Вечерами сидя у костра, я часто ловила его взгляды на себе, а когда я ему улыбалась в ответ, он быстро отводил взгляд. А мне же нравилось смотреть на него. Глядя на Адриана, мне казалась смешной моя первая влюбленность в учителя танцев. По сравнению с Адрианом, баронет казался мне деревенским простачком. Все; в жестах, мимике, поступках Риана, казалось дышит благородством. Но каждый раз я останавливала своё глупое сердце, понимая, что я в облике мужчины, и открываться кому-либо, мне нельзя. Но не переставала при любой возможности любоваться точеным профилем и чистыми зелеными глазами молодого человека.

Глава 27

Дворец Императора Карла Жустиана Первого Великолепного.

— Ваше императорское величество, позвольте войти, — в приоткрывшуюся дверь заглядывал граф де Гней.

— Заходи, — ответил ему император.

— Ваше указание выполнено. Щенка догнала отравленная стрела, но он ушел от преследователей, — начал повествовать де Гней, — но ему это не помогло, ведь от яда в стреле нет противоядия, его тело нашли в лесу, уже растерзанное хищниками. А вам в доказательство прислали это.

И на стол императора, легли окровавленные остатки рубахи и человеческое сердце.

— Ты ведь не думаешь, что я поверю тебе на слово? —