— Нет, — поморщился Леопольд Григорьевич, — у нас есть множество достойных Старых родов, как в первой, так и во второй сотне, но их всё меньше, сами видите, молодёжь режет подмётки на ходу.

Признаться, я заскучал. Я также далёк от политики, как мой дом от меня сейчас. Только одна мысль не позволяла совсем уж отвлечься и уйти в себя — надо набираться опыта и знаний. Мой мир меняется, значит и в политике придётся поднатореть.

— Вы хотите поддержать старичков, чтобы между нами оставался буфер? — задумчиво протянул Разумовский.

— Да, именно, — кивнул Леопольд Григорьевич. — Сами посмотрите, Старые рода упёрлись в потолок. Древние не пускают их к себе. Сильных родов для консолидации не осталось. Их партии просто разваливаются, и они примыкают к молодым. Совсем скоро мы окажемся равны по силе с молодёжью.

— Тогда система уравновесится, и государь станет регулятором.

— Поправка, ему придётся стать регулятором, — Разумовский похлопал ладонью по столу. — Сейчас эту функцию выполняет совет министров и мы.

— А там все из древних родов, — закивал Леопольд Григорьевич.

— Кажется, выход очевиден, разбавить министерства свежей кровью старых родов, — протянул Василий Георгиевич, — да кто ж отдаст веками облюбованное место?

— Потому, идеальный вариант — замужество великой княжны. Появится ещё один полюс силы, и система партий снова будет сама регулироваться, ну а мы….

— А мы, как и ранее, будем подталкивать её в нужную сторону, — согласился Разумовский и посмотрел на меня: — Ростислав Драгомирович, ждём, не дождёмся, когда и Вы станете аристократом, нам нужны свои люди в стане новых родов.

— Эм, я ничего в этом не мыслю, — улыбнулся я. — Это супруга у меня графиня, а я больше по части взорвать, сломать, набить или получить в морду.

Все рассмеялись.

— Ничего, когда рядом мудрые товарищи, — усмехнулся Разумовский, — всему быстро учитесь.

— Тогда вопрос, — я не преминул воспользоваться возможностью приобщиться, так сказать, к мудрости. — Замужество дочери императора всегда сугубо политическое? Чувства даже на её уровне никого не волнуют?

Всё же мне Кристина понравилась. Не хочется для неё судьбы политической марионетки.

— Особенно у дочери императора, — кивнул Разумовский. — Даже древние рода могут позволить себе чувства, хоть и редко, но не императорский род.

— Но, есть же княгини и князья крови, да и великие княжны и князья по линии родственников, — я решил дожать вопрос до ясности. — Например Елизавета Владимировна, не замужем и молода.

— Вопрос хороший, — кивнул Разумовский, — но дело в том, что князья остаются в составе рода Рюриковичей, это их сила. Великие княжны побочных веток обеспечивают единство с имперскими родами, — Разумовский прервался, отпил чаю и продолжил: — уровень крови же вообще не имеет политического веса при замужестве. Это очень дальние родственники. Они, либо, остаются в роду императора, либо уходят к имперским родам. Единственное исключение, как раз Елизавета Владимировна, она прямой потомок Щита Империи, Михаила Владимировича.

— Но у неё такой характер, что никто и близко не подойдёт, — хмыкнул Архип Агапович.

— И это проблема, — кивнул Разумовский. — Скорее всего, будет неравный брак с кем-то из учёных, и его введут в род Рюриковичей.

— Господа, — вмешался в разговор граф Апраксин, — давайте поедим, уже всё готово.

— Да-да, господа, что-то мы заболтались, — улыбнулся Разумовский.

— Прошу заметить, — хмыкнул Леопольд Григорьевич, — беседа снова плавно перетекла на тему женщин.

— О, на этот раз не я виноват, — рассмеялся Василий Георгиевич, — А Ростислав Драгомирович. Он явно положил глаз на Елизавету Владимировну.

— Да нет, я не… — попытался оправдаться, но встретил такой дружный смех, что махнул рукой и сдался.

— Ох, хватит, господа, хватит, — Разумовский первым справился с весельем и напомнил о главном, на мой взгляд: — прошу, рассаживайтесь, а то поварам придётся разогревать.

Только все отсмеялись и расселись по местам, как граф Апраксин хлопнул в ладоши. Тут же появились официанты. Замельтешили перед глазами мошкарой в сезон разлива рек.

Стол заполнился блюдами мгновенно. Потянулся такой аромат, что мне физически стало больно: желудок яростно напомнил о себе.

Еле сдержался, чтобы не зарычать от голода. Дождался, когда все чинно возьмутся за приборы. Потянутся к еде. И накидал себе на тарелку первое попавшееся.

Попалась картоха с зеленью и какая-то рыба. Не суть, мм….

— Господа, — я еле расслышал Апраксина сквозь треск за ушами. — Ко мне наконец-то прибыл деликатес со Святогора, и шеф повар расстарался на славу. Угощайтесь, редкий гость в столице стейк из святогорского тура.

О! Что может быть лучше мяса с родной планеты? Да ничего.

Оторвался от своей тарелки. Увидел, куда указывал Апраксин. Потянулся туда же.

Привстал, чуть не столкнулся с графом вилками, но, всё же, нанизал на неё толстый, сочный кусок мяса. Бинго!

Полосы от гриля пересекали его наискосок. Их чернота говорила о сильной прожарке. Нож с хрустом взрезал мясо. Вошёл на всю глубину. Заскрипел по тарелке. Разделил стейк надвое.

Сознание затопило туманом вожделения. Рот свело в предвкушении. Глянул на разрез. Мясо тёмное, ммм…. Слегка отдаёт краснотой перезрелой вишни, уммм…. Исходит соком, ох…. Вдохнул одуряющий аромат, ммм… так!

Не понял!

Стоп!

Нет!

— Балуете Вы нас, Арсений Егорович, — я не видел, кто произнёс, а по голосам ещё не узнаю. Всё моё внимание оказалось сосредоточено на стейке.

— Не только Вас, — прогудел граф Апраксин, и заскрежетал ножом о тарелку. — Сам до смерти люблю эти стейки.

— Если Вы сейчас это съедите, — я оторвался от своего куска мяса и посмотрел на Апраксина — точно умрёте. Стойте!

* * *

Все замерли. Апраксин, так вообще, сидел с открытым ртом и поднесённым к нему куском мяса на вилке. Сидел, смотрел на меня и моргал.

— Это шутка? — спросил Архип Агапович, — Ростислав Драгомирович, не надо так….

— Погодите, не ешьте, — Разумовский махнул рукой всем за столом и повернулся ко мне. — Ростислав Драгомирович, что не так?

Признаться, его действия придали мне уверенность. А то очень уж неуютно я себя почувствовал под взглядами аристократов.

— Мясо приготовлено не правильно, — я указал вилкой на свой стейк, — сейчас это отрава.

— Не может быть, —