После полдника мы с детьми и мамой отправились гулять в сад, и я снова отправилась по тенистой дорожке в сторону конюшен. Мне не терпелось расспросить Альберта, кто ещё готов поддержать меня. Если будет много ополченцев, то, возможно, и Олэнтор мне в союзниках не нужен.

— Их полно, вся страна, — принялся рассказывать Альберт. — Мы только делаем вид, что рады ирсландцам, но они ставят себя выше нас. А ещё налоги! При прежнем короле, вашем отце и муже леди Маргарет, — Альберт отвесил поклон моей маме, — они были поменьше, и законы — помягче. Теперь же, что за дурацкий указ, валлирийцам нельзя выходить на улицу после захода солнца! Сразу загребут в тюрьму, как выступающих против власти.

Мама тяжело вздохнула, приобняла меня и отправилась ловить девочек, которые полезли в клумбу с цветами. Она была очень доброй женщиной, но разговоры о политике всегда вызывали в ней скуку.

— Люди любили короля Габриэля, Ваше Высочество, — проговорил Альберт, продолжая вычёсывать одного из чёрных жеребцов Олэнтора. — Ну, подумаешь, вспылил разок при министрах. Простому человеку можно буянить, а королю, значит, нет. Обычный человек в свинюшку наедается раз в неделю, а бедному тёмному магу и поесть нормально нельзя. Нельзя веселиться, встречаться с друзьями — не жизнь, а каторга!

Альберт похлопал коня по крупу и перешёл к другому его боку.

— Мой отец тёмный маг восьмого круга, его магия опасна, если выйдет из-под контроля. Поэтому для тёмных существует кодекс, который нельзя нарушать.

— А вы знаете, кто составлял энтот кодекс, Ваше Высочество?

— Министры… Правители континета разные, короли.

— Именно! Кто угодно, кроме самих тёмных. Потому что… что? Правильно, тёмные маги самые сильные, сильней остальных, и завистливые правители, не обладающие подобной силой хотят заковать их в цепи, лишить возможности взять верх над ними. За любой проступок, они бросают тёмных в подземелья, якобы по закону. Кодекс тёмных следовало бы пересмотреть. Но это уже не моё дело, я всего лишь по лошадкам, — Альберт погладил широкую шею коня и улыбнулся кривоватой улыбкой.

Я слушала возничего и вспоминала папу — он сейчас сидит в темнице в магических оковах, приговорённый к пожизненному заточению за нарушение кодекса. Лишённый всякого человеческого общения, даже переписки… Но действительно ли он заслуживал этого? Один проступок из-за угрюмого настроения, которое как раз испортили ему сильнейшие запреты кодекса, — и конец всей жизни: и его, и страны…

— А вы тут, Ваше Высочество, на месте няни, чтобы заговор против Олэнтора устроить? — снова улыбнулся Альберт.

— Почти, — ответила я. — Ищу, как подступиться.

— Мы тоже. Он очень сильный и хитрый. Как только появится возможность, мы его скрутим. А без него — Тир ничто. Олэнтор — вот, кто главный. Выгоним ирсландцев и вернём нашего любимого Габриэла из темницы. Законы свои помягче поставим.

— А “мы” — это кто?

— Не могу сказать, меня лишили памяти. Заклинание на мне, Ваше Высочество. Когда понадоблюсь, со мной свяжутся. Это чтобы Олэнтор мысли не читал. Он может. Удивительно, что вас ещё не раскусил!

— У меня тоже есть защита, — сказала я, пристально рассматривая Альберта.

Возничий не так прост. Очень не прост. Нужно быть бдительной.

Когда мы с мамой и девочками вернулись к особняку, за толстыми коваными прутьями садовой ограды показался тёмный экипаж без гербов. Он стремительно подкатил к воротам, поднимая пыль. Дверца широко распахнулась, и мужчина, показавшийся из неё закричал охране:

— Пропустите! Мне нужно срочно увидеть госпожу Линдон!

36

Внезапно появившимся мужчиной оказался Джеральд, элегантно одетый, но почему-то сильно взъерошенный.

— Иди, Лиззи, — проговорила мама, беря девочек за ручки. — Мы пока побудем на скамеечке у крыльца.

Я пошла к воротам не торопясь, чтобы пояс с артефактами не звенел и не привлекал внимание стражи. Джеральда пускать не хотели по приказу Олэнтора, но я настояла, сказав, что он мой родственник. Стражи впустили сквайра, но экипаж остался за воротами.

Мы свернули на узкую дорожку, на которой редко кто ходил: стволы и выступающие корни поросли мхом, из-под каменной кладки, которой была вымощена дорожка, выступала трава.

— Что случилось, Джеральд?! — тревожно прошептала я.

— Он всё знает, Элизабет! — сквайр взял меня за руки и посмотрел прямо в глаза.

— Кто?!

— Олэнтор! Когда мы вчера говорили с ним наедине, он велел мне убираться и больше не появляться. Я сказал, что ты моя тётя, а леди Маргарет — мать, и я буду вас навещать, когда захочу! На что Олэнтор усмехнулся и страшно засверкал глазами! Он всё знает, Элизабет! Вам нужно бежать со мной сейчас же!

— Но я не могу! У меня дети! Я нужна им! Вообще, откуда у тебя такой щёгольский наряд и этот экипаж? Где ты взял деньги?

— Изъял вчера несколько золотых монет из кабинета генерала, — сквайр кивнул на особняк. — Во имя сопротивления!

— Верни золото, Джеральд! Ведь он подумает на меня!

— Элизабет! Вчера ваш конюший велел мне заночевать в гостевом доме “Синяя птица” в столице, и я сошёлся за кружкой пива с некоторыми людьми, они против захватчиков. Очень многие против короля Тира и Олэнтора! Меня ввели в курс дела. Вы должны уехать со мной!

Я часто задышала обдумывая всё, что сказал сквайр. Я верила Джеральду, как себе. Но сердце подсказывало, что уйдя сейчас, я поступлю неправильно. Пусть генерал мой враг, но произнесённое им вчера у двери моё имя рождало робкое, ещё неясное, но очень важное чувство. И я не могла разрушить его.

Я забрала руки у сквайра и отступила на шаг.

— Вы что, не поедете, Элизабет? — прорычал Джеральд.

— Не поеду.

— Теперь понятно почему Олэнтор говорил мне, что я вам не ровня и мне нельзя на вас так смотреть! Я подумал, что у вас с ним связь, и, похоже, не ошибся!

— Что?! Нет! — вскрикнула я.

— И эти деньги, — Джеральд похлопал себя по новенькому камзолу, — он сам дал