Ревность обожгла мое нутро.

– Угу, – ответил Мариус, сдерживая улыбку. – Придется, дружище, а что поделать? Это в прошлой жизни она была твоей женой. А в этой она, во всяком случае пока что, абсолютно свободная девушка, которую к тому же три раза подряд бросали мужчины, и на данный момент она ко всем поползновениям в свою сторону относится крайне настороженно. Что, в принципе, неудивительно.

– М-да. Хорошо, конечно, что у нее ни с кем не сложилось, – рассуждал я вслух. – Но, боюсь, если сейчас начать сразу активно ухаживать за ней, то это ее спугнет. Придется все начинать заново. И очень осторожно.

– Да, да, – согласился Мариус.

Послышался тихий хлопок, и на прикроватной тумбочке появилось письмо.

– На сургуче печать дома Маджио, – сообщил Мариус, посмотрев на письмо.

Внутри лежало приглашение от Джордано и Лиаль на вечерний музыкальный салон в их усадьбе и коротенькая записка, содержавшая поздравление с новосельем и пожелание поддерживать дальнейшее общение.

– Вот и отлично! – просиял Мариус. – С Гердой ты увидишься уже сегодня на этом вечере. Это даже лучше, чем бал. Будет возможность пообщаться без лишних глаз и ушей и не ограничивать себя рамками бального этикета.

Я вернулся в особняк Мариуса, чтобы забрать своего пса, и наскоро подготовился к вечеру в доме Маджио. Происходящее все еще казалось мне сном, пока я собирался в гости. И сколь великим было мое огорчение, когда на вечере не оказалось Герды! Меня ждало разочарование имперских масштабов. Герда должна была появиться на вечере, но ее родители, которые все же приехали, сообщили, что девушка заболела и, приняв противопростудные зелья, уснула. Обычно смысл этих зелий при начальной стадии простуды заключался в том, что, проспав несколько часов, ты просыпался уже здоровым. Все же магия в сфере медицины Эсфира способна творить чудеса. Оставалось надеяться, что девушка сможет посетить бал дебютантов. Будь моя воля, я бы уже соколом летел к дому Герды, но покидать музыкальный салон столь быстро было бы неуважением к семье Маджио, и мне пришлось остаться.

Справедливости ради стоит заметить, что сам вечер прошел замечательно, в теплой компании, где меня так же тепло приняли, и я ни разу не ощутил себя чужим. Скорее наоборот, я словно находился среди давних знакомых. Наверное, сыграло роль то, что с хозяином усадьбы мы были уже знакомы благодаря Мариусу. И все же на душе у меня было неспокойно. Присутствующие несколько раз вспоминали Герду, и каждое упоминание о ней бередило мне душу, отзываясь волнами мягкого, обволакивающего тепла где-то внутри. Мне нравилось, когда о ней говорили. И каждый раз ее вспоминали с любовью, что не могло не радовать меня.

Когда я все же покинул вечер, то, обернувшись на улице соколом, полетел к усадьбе Йоанна и Фреи. Пытаться проникнуть на территорию усадьбы бесполезно – мощная сеть охранных чар покрывала всю ее территорию. Будь я обычной птичкой, то смог бы попасть во двор, но обычной птичкой я не был, поэтому пришлось довольствоваться наблюдением за заветным окошком, сидя на дереве за оградой. Но и тут меня снова ждало разочарование – свою возлюбленную в окне я так и не увидел.

– Видимо, сегодня не твой день, – вынес Тор свой вердикт, когда я все ему рассказал. – Значит, завтра повезет, – попытался он меня ободрить.

Всю ночь я провел в своем кабинете, не смыкая глаз. Спать не хотелось совершенно. Слишком много эмоций разрывали меня на части, терзали, выворачивали наизнанку, и чтобы хоть как-то успокоиться, я достал незавершенную брошь из аметистов для своей жены и принялся за нее с особым усердием.

Герда

Надо было слушаться маму, когда она предупреждала, что спарринг на мечах с братом на открытом воздухе и в легкой тунике в конце октября может привести к простуде. У меня, естественно. Свенельду, как оборотню, подобная мелочь не грозит. И теперь, приняв противопростудное зелье вместе с общеукрепляющим, я слушала громкое мурчание своей кошки и вздыхала о прекрасном музыкальном вечере у Лиаль с Джордано, который мне пришлось пропустить из-за болезни. Лишь бы до завтрашнего бала выздороветь.

Латиара так и не объявилась. Спустя трое суток после исчезновения жандармы вскрыли магическую печать на территории усадьбы, оставшейся ей от родителей. Они погибли на Земле в пору Великой Отечественной войны, и с тех пор Латиара жила в родительском доме одна. Ни во дворе, ни в доме стражи порядка не обнаружили ничего подозрительного, что могло бы пролить свет на таинственное исчезновение женщины. Ни-че-го. После той сумасшедшей свадьбы, на которой мы встретились, она прибыла на другую, где ее видели в таком же прекрасном настроении. Что могло случиться? Куда она пропала? Кто-то из гостей той свадьбы ехал вместе с ней домой и видел, как она входила в калитку родной усадьбы. С того момента больше ее никто не видел. Академия все это время гудела, потрясенная этим событием. Профессора Дэнвер знали все, и многие адепты ее просто обожали. Мои мысли то и дело возвращались к Латиаре, внося горечь в приятное предвкушение бала и скорой свадьбы подруги.

Поглаживая Бастет, я слушала треск горящих дров в камине и завывания ветра за окном, который ни с того ни с сего вдруг поднялся к вечеру. Незаметно меня окутало объятиями сна, навеянного зельями, в котором я вновь оказалась на ставшей уже знакомой для меня пристани. В душе моей царило приятное, радостное томление – я словно чего-то ожидала, что сейчас вот-вот должно будет произойти.

– Свет мой, ты где? Я ищу тебя! – раздался неподалеку знакомый мужской голос.

Сердце забилось чаще. И что-то болезненно-сладкое тянуло душу.

– Я здесь! – крикнула куда-то в пустоту. – Здесь! Иди ко мне.

Пробуждение оказалось таким внезапным, словно меня окатили холодной водой. Рядом сидела Бастет, глаза которой в сгустившихся сумерках темной комнаты горели, как два зеленых фонаря на круглой мордочке.

– Снова что-то снилось? – спросила она, внимательно глядя на меня.

– Угу. Опять эта пристань. И меня кто-то искал.

– Кто же?

– Не знаю. Как всегда, не успела увидеть.

– Ты, кстати, говорила сейчас во сне, – сообщила мне моя питомица.

Ну вот, опять! Что со мной происходит в последнее время? Разговоры эти загадочные…

– А что я говорила?

– Я не поняла, – ответила Бастет. – Это вообще не эсфирани.

– Может быть, эльфийский иллириэль? Я же знаю его немного.

– Не-а, не он, – покачала Бастет головой. – Слушай, а где тот листок, на котором близнецы нацарапали транскрипцию твоих прошлых говорилок?

Открыв ящик прикроватной тумбочки, я достала тот самый листок, сложенный пополам, и начала читать вслух написанные на нем слова. Бастет внимательно меня слушала, слегка наклонив остроухую голову.

– Герда! – воскликнула моя питомица. – Это тот самый язык, на котором ты говорила сейчас! Некоторые слова повторяются! Ты говоришь во сне почти одно и то же!

– Так-с, – пробубнила я, вставая с кровати и надевая домашнее платье. – Это уже становится слишком навязчивой штукой, чтобы это игнорировать или чего-то выжидать.

– И что мы будем делать? – задала мне вопрос Бастет.

– В любой непонятной ситуации идем к папе или деду. Раз папы рядом нет, собираемся в Сноугард.

Я черканула записку, в которой сообщила, что сейчас приду, и попросила настроить для меня портал перехода. Сама я еще не освоила науку обращения с пространственной магией. Насколько помню, сегодняшний вечер они с бабушкой планировали провести дома. Ответ появился через десять минут. Дедушка подтвердил, что они с бабушкой сегодня в усадьбе одни и никуда не планируют уходить. К тому времени я уже успела причесаться, убрать волосы в низкий пучок и переодеться в платье с рукавами. Накинула на плечи теплую шаль. В Северной империи в начале ноября снег уже лежал плотным покрывалом. В теле еще ощущалась некоторая слабость, но ломоты и температуры как не бывало.

– Бежим скорей в прихожую, – поторопила я свою питомицу. – Дед строит порталы на раз-два.

Именно в прихожей у нас, как и у подавляющего большинства жителей империи, находилась площадка прибытия или отбытия, которую еще называли портальной. По сути – небольшой