который вчера принёс мне ужин. У его ног лежал, как я понимаю, мой сегодняшний завтрак: разбитая бутыль с вытекшей из него жидкостью, каравай хлеба и снова кусок мяса. И поднос.

— Вы…

— Что? — повторил я, спуская босые ноги на холодный пол и садясь.

— Живы?

— А что, должно быть иначе?

— Нет-нет, — тут же запричитал послушник, собирая еду и осколки, — я не то имел в виду. Вы… Я сейчас принесу другое, только вы не говорите отцу Этельверду.

— Не скажу. Лучше принеси мне с едой ещё воды и таз — умыться нужно сначала.

— Конечно. Я скажу брату Дамиану, и он всё принесёт. И унесёт, — послушник посмотрел под мою кровать, и я понял, что там обнаружу скорее всего горшок. Ну, средневековье — оно везде такое. Не во всех постройках тут есть возможность сделать нужник.

Согласно кивнув я проследил, что послушник плотно закрыл за собой дверь, а после задумался. Жив, значит. И как это понимать? Точнее, не так, как это понимать, я понимаю — без этого каламбура здесь не обойтись, в нём весь смысл того, что происходит сейчас. А происходит то, что я уже должен быть мёртв, и без распоряжения Этельверда этого сделать не могли.

Значит… Значит я прав. Арто — то есть я — приехал вчера. Сегодня Арто умирает, неважно, по какой причине… Я посмотрел на бутылку вина — единственного, которое я даже не попробовал: видимо, по причине неуёмного алкоголизма. Наверняка тут сюда ещё пару-тройку бутылок добавили бы, пояснив, что просто не смогли отказать такому дорогому гостю. Так вот, Арто умирает, Этельверд проводит ритуал, получает бессмертие в придачу к нему и остаётся аббатом. И заменять его необходимости больше нет, потому что умирать он точно не собирается, да и сила у него появляется такая, что и повлияет на него никто не может. А объяснение этому… Воля Господа, какое ещё оно может быть? На всё воля Господа.

Но я жив, и нужно с этим что-то делать. Что? И как мне попасть на место брата Бартоломью?

Встав, я открыл сундук с одеждой и принялся перебирать её, пытаясь выбрать ту, которая подойдёт к сегодняшним делам. Пока я хотел только походить по территории, побывать на утренней службе в церкви, пообщаться с местными, в общем, примелькаться, чтобы потом не могли сказать, что я пропал раньше. Да и посмотреть, кого там из Кента привезли, тоже лишним не будет.

Я уже почти определился, как в дверь постучали, и вошёл брат белобрысый.

— Господин, вас приглашает к себе отец Этельверд, — произнёс он всё с тем же привычным мне уже полупоклоном.

— Да, я почти готов. Войдите пока, брат Дамиан, не стоит ждать у порога.

Он вошёл, закрыв за собой дверь, и я тут же припёр его к стене, и фигурально, и физически:

— Почему тут?

— А… я… — начал заикаться он, я вздохнул, зацепил стопой его лодыжку и дёрнул, удерживая всю ногу коленом. Простой болезненный приём, чтобы вывести противника из боя. Белобрысый вскрикнул и упал бы, если бы я не держал его.

— Сам виноват, — прошипел я ему в лицо, закрыв его рот ладонью, и перевёл взгляд на мокрое пятно на полу. — Ничего, за неделю пройдёт. А сейчас ты крикнешь громче, упадёшь и сделаешь вид, что поскользнулся на луже.

Он быстро закивал и, стоило мне его отпустить, совсем не деланно с воплем свалился на пол.

— Ну, может, не за неделю, а за две, — скривился я и выглянул в коридор. — Помогите, тут брат Дамиан, кажется, ногу повредил!

Тут же на мой крик прибежали два послушника и принялись поднимать белобрысого под мышки.

— Тебе-то уж точно никакого доктора не будет, мало что ли нам от отца Этельверда досталось⁈ Полежишь, почитаешь молитвы, авось, Господь и смилостивится, — бормотал один из них. И мне казалось, что он не просто поднимает Дамиана, а ещё и втихаря вминает свои немаленькие кулаки в его совсем ещё мальчишеское тело. Да, придётся бедному белобрысому не только ногу лечить, но и синяки на рёбрах.

Наконец его унесли, а я собрался и самостоятельно отправился к Этельверду. Что ж, раз обет молчания я нарушил, можно и поговорить.

Глава одиннадцатая

2018 год. Июль. Нежнин

— Ты сегодня как? — не здороваясь, спросил Игорь, стоило только Марте ответить.

— Занятия до обеда, после ещё дела по работе, в деканат вызвали. Освобожусь, наверное, только к вечеру. А что?

— Да ничего, просто не хочу, чтобы ты одна оставалась.

— Поэтому я сегодня одна ночевала? — Игорь хотел повиниться, сослаться на дела, пусть в реальности их и не было, но услышал, как Марта рассмеялась. — Слушай, ну я же не маленькая девочка. Да, Саша пропал, да, я переживаю, но точно не пойду топиться или бросаться с балкона. У меня его и нет к тому же.

— Я понял. — Улыбка сама расползлась на лице. — Я тогда к вечеру приеду. Поужинаем вместе, давно мы так не сидели.

— Мог и не говорить, просто приехал.

— Что-нибудь захватить?

— Я сама. Ладно, у меня тут дети уже косятся.

— Так ты на уроке? Сказала бы, я б перезвонил. Всё, до вечера.

Игорь отключил телефон. Улыбка сползла с лица, превратив его почти в каменную маску, за которой не проявлялось ни одной эмоции. Он просто не имел права сейчас давать им волю, вот потом, когда всё закончится. Может, тогда, на берегу океана… Игорь вспомнил фигурку девушки, которая в том видении стояла у перилл ограждающей бунгало террасы, а вокруг шумел прибой.

Мечты… Они слишком расплывчаты, слишком эфемерны, чтобы превратиться в реальность. Да и не до них пока.

Номер Шляпы он не помнил, но в записной книжке легко нашёл Семёнова Вадима и набрал, не заботясь о какой-то секретности. Не до неё сейчас. Вадик ответил не сразу, при Папе такого не было никогда.

— Да?

— Сказал бы я, да тут дети гуляют, — Игорь посмотрел на пробежавших мимо малышку с кучей разноцветных косичек и её очень молодую маму в ярко-розовом спортивном костюме.

— Ну говори, что? У меня тут дела.

— А я тебе когда-то без дела звонил?

— Князь, ты не выводи из себя моего хозяина, он тут уже на