ним за стол купец, дородная женщина во вдовьем чепце что-то выговаривает парнишке лет тринадцати, дремлет над тарелкой королевский гонец, крестьяне судя по жилетам местные, монах… Похоже, единственным аристократом в этом зале был тот, кто уж никак аристократом не выглядел.

Я позволила себе задержаться в тени и пять ударов сердца любоваться улыбкой, что красила Дарьена куда больше, чем прямой нос и по-королевски длинные волосы. Такой, с непослушными медными вихрами, в синем гамбезоне охранника, он казался обманчиво близким. И на миг, на один болезненный миг, я позволила себе увидеть в герцоге и брате короля мужчину, который мог бы быть моим. Тело отозвалось дрожью, огненной дорожкой поцелуев на взявшейся мурашками коже, горьковатой сладостью на губах и тихим шелестом Брокадельена. А когда подавальщица, выставляя на стол миски с едой, как бы невзначай, задела Дарьена бедром и призывно улыбнулась, в душу мне словно плеснули кипящее масло.

Святая Интруна, неужели я ревную?

Это отрезвило лучше, чем нырок в осеннее море.

Никогда не трать силы на ревность, девочка. Если мужчина твой, это глупо, а если нет — глупо вдвойне.

Я ущипнула себя, вложив в пальцы поднятые словами наставницы стыд и ледяную злость.

Не ты ли, Алана, недавно бросала высокопарные речи о чести и долге? А сама почти забыла о деле, от которого зависит судьба Жовена. И ради чего?

Кровь прилила к щекам, а дыхание от разъедающего душу гнева стало вязким, как смола. Но упрямо я втягивала ноздрями горячий воздух, не чувствуя запахов, не обращая внимания на косящихся служанок, пока на десятом вдохе, не разжала вонзившиеся в ткань и плоть пальцы. Поправив одеяние и натянув лицо сестры Юстинии, я шагнула к столу.

— Что-то случилось? — в голосе моментально заметившего меня Дарьена мелькнуло беспокойство.

— Все в порядке. Просто сестра Мария-Луиза просила вас за…

Он поднялся раньше, чем я закончила. Коротко кивнул мужчинам и, не задавая вопросов, последовал за мной.

— И все же что-то случилось, — сказал Дарьен, когда мы вышли из таверны.

Я замедлила шаг и, пусть двор в этот час был пустынен, очень тихо спросила:

— Вы, случайно, не заметили в обители исмаэльского рысака?

— Вы про белого трехлетку? — немедленно уточнил Дарьен и после моего кивка хмыкнул. — Его было трудно не заметить.

— А с его хозяином, — продолжила я, останавливаясь под лестницей, — молодым аристократом, на вид не больше двадцати, темные волосы, светлые глаза, родинка над верхней губой, случаем, не знакомы?

Окна таверны давали достаточно света, чтобы увидеть, как сошлись над переносицей густые брови.

— Имени не знаете? — спросил Дарьен мгновение спустя.

— Конюху он не представился, а с хозяином, — я заколебалась, но решила, что ставки достаточно высоки для небольшой откровенности, — с эном Брасье я предпочла бы по возможности не встречаться.

— Почему?

Простой вопрос заставил меня поднять взгляд. Во взявших толику ночного неба глазах Дарьена, мерцало беспокойство, и я проглотила вертевшуюся на языке колкость.

— Не хочу нести дурные вести об одном человеке, — круглый и суетливый эн Брасье с блестевшей, словно новенький медный черпак, лысиной, благоговел перед наставницей. Впрочем, не он один. — Так вам знаком владелец белого рысака?

Похоже, мое объяснение удовлетворило Дарьена, потому что вместо дальнейших вопросов он кивнул и сказал просто:

— Увы, не припоминаю. Неужели, решили сменить своего…

Он недоговорил. Улыбка, приподнявшая правый уголок губ, исчезла.

— Вы сказали, — осторожно, словно приближаясь к дикому кабану, начал Дарьен, — он не представился конюху. Здешнему конюху?

Я кивнула. Дарьен выругался.

— Возможно, это совпадение…

— Бросьте, Алана, вы сами в это не верите.

Раздумывая, он запустил пальцы в волосы, а я отвела взгляд. И руки в рукава спрятала, дабы не искушаться.

Хвала Интруне, думал он недолго.

— Я поговорю с хозяином, — решительно сказал Дарьен.

— Гостиницы или коня?

— Обоими.

Идея была неудачной. Нет, эн Брасье, как любой законопослушный подданный, окажет содействие королевскому интенданту, а владелец рысака, кем бы он ни был, вряд ли сможет тягаться в знатности с герцогом Катваллон. Но подобная прямолинейность казалась мне грубой, а Дарьен — достаточно умным, чтобы раз за разом прислушиваться к моим словам.

— А может, — я решила рискнуть, — понаблюдаем? За конем и, если соседняя комната свободна, за хозяином?

— Осторожничаете? Почему?

Издевки в его словах не было. Только улыбка и неизменно удивляющее меня уважение. И, как всегда, он действительно ждал ответа на свой вопрос.

“Встретить мужчину, который способен увидеть в женщине равную, — большая удача, девочка. За всю жизнь мне повезло лишь дважды”.

Похоже, наставница, в этом мне удалось вас обойти.

— Это очень глупая ошибка, Дарьен, а в некоторых, — я сделала паузу, подбирая слово, — профессиях дураки долго не живут.

Несколько мгновений он всматривался в окружающую нас темноту, словно она могла открыться драгоценной шкатулкой и явить ответы на все наши заданные и незаданные вопросы.

— Хорошо, — кивнул он с невероятно довольной улыбкой, — устроим засаду.

Святая Интруна, ему это что, нравится?!

Служанка, топтавшаяся у двери королевского номера, была мне незнакома. Но одного взгляда на раздувающиеся ноздри и недовольно поджатые губы хватило, чтобы понять.

— Молодая госпожа, — я протянула ей мелкую монету, — уже искупалась?

И при виде полыхнувших злостью глаз добавила еще две.

— Сказали вода слишком горячая. И молока потребовали теплого. С лавандовым медом. А у нас нетуть лавандового!

Служанка проворно спрятала медяки, и простое крестьянское лицо смягчилось.

— Скажи на кухне, — заговорщицки прошептала я, — чтоб в молоко с медом соли добавили, только самую малую малость, — сойдет за лавандовый.

Девица окинула меня цепким, хитроватым взглядом.

— А ты при них, что ли?

Я вздохнула.

— Аббатиса — очень понимающая женщина, — одобрительно закивала служанка, вытирая о передник большие распаренные руки, — а молодая, ох врэдная!

Я вздохнула опять. Только тише и трагичнее.

— А еще Интрунина сестра… Ладно, побегу я.

Я проводила взглядом спину удаляющейся девицы и, когда она была уже на середине лестницы, распахнула дверь:

— Вечер добрый.

Стоящая у окна принцесса подскочила переполошенным зайцем и (мне не показалось?) поспешно спрятала что-то в рукав хабита.

— Неслыханно! — синие глаза полыхнули гневом. — А если бы я была не одета?

— Алана, — донесся до меня недовольный голос аббатисы, — вам стоило постучать.

— Прошу прощения, сестра Мария-Луиза, — я не сводила глаз с ее раскрасневшегося высочества, — я забылась. Скажите, пожалуйста, вы не видели мою сумку?

— Рядом со шкафом.

Шкаф оказался все тем же: темный дуб, резные птицы и массивные металлические накладки. Впрочем, со времени моего последнего визита в комнате сменили разве что занавески, покрывала да балдахин над широкой кроватью. Я смотрела на кресло, в котором наставница