За спиной покашляла мать:

–Поел? Давай брысь отсюда!

–Я тебя тоже люблю.

Я скинул в раковину курицу и тарелку и пошёл одеваться. За окном тянулась наша узенькая улица, конечно, она называется Центральной. В доме напротив за тёмными стёклами Толстый, как и я,собирался в поход. Через два дома (мне отсюда не видно) собирался Лом. Мы толком не знали, куда идём. Нас тянуло к неведомому и страшному, потому что мы глупые были. Сейчас пишу – и самому страшно, а тогда… Ничего мы тогда не боялись, нам было любопытно, и всё. Любопытство кошку сгубило.

В лесу кричали птицы, как будто утро, а не ночь, гулял ветерок, в общем, всё говорило о том, что мы ещё далеко от той поляны.

–Может, здесь остановимся?– ныл Толстый.– Далась вам эта аномальная поляна! Может, и нет там ничего такого. Физичка показала приманочку, чтобы резвее бежали, а вы купились.

–Вот мы и хотим это выяснить!– буркнул Лом.– Впрочем, тебя никто не держит, можешь идти домой.

Толстый обиженно засопел. Я тоже устал, но помалкивал: спорить сЛомом занятие неблагодарное. Да и место то меня тянуло к себе. Я не знаю, что это было: простое любопытство или правда магия аномальной зоны, но мне до скрежета зубовного хотелось ещё раз побывать на той поляне. И мой сон…

–Слышишь, Лом! А тебе ничего тогда не снилось? Ну в том походе, помнишь?

–Да муть какая-то.

–Старуха?

–Да вроде.

–Говорила «Уходи отсюда поскорее!»?

–Ты что, подглядывал?

–Ой! Ребят, может, не пойдём?– Толстый даже остановился.– Мне тоже снилась та старуха…

–Угу.– Лом шумно наступил на сухую ветку.– Я, если хотите, узнавал про ту поляну. Отец говорит: там жил людоед. Настоящий, из страшных сказок. Вот вам и старуха без лица. Сожрал.

–Шуточки у тебя!– ворчал Толстый.

А я поверил. Лом так просто глупости говорить не станет. И отец его тоже не из болтунов.

–В войну такое было, я читал. Когда людям жрать нечего, они как звери друг на друга кидаются.

–Не-а. Это был людоед не от голода, а от любви к искусству. Ещё до революции жил. И выходил на промысел по ночам. Мог в дом забраться так, что никто не слышал. Так встаёшь утром – а бабки нет. Или ребёнка. Только весь двор кровью изгваздан. Сперва на волков думали, да только не было в лесу волков. Как только этот дядька у леса поселился, весь зверь тут же и ушёл. И собаки каждую ночь выли, пока не околели все. Они ведь чуют.

–Ты говорил, он на той поляне жил.

–Лес тогда меньше был. А может, он и правда жил в лесу, какая разница. Людоед был, факт. Отцу его прабабка рассказывала, а она видела, как люди пропадали. Как их потом находили обглоданными, только зверя никакого не было. Зато был колдун…

–Он ещё и колдун?!

–Может, враки,– пожал плечами Лом.– Время-то какое было: если ты чем-то отличаешься от других, то сразу – колдун! А он всё травки собирал, и мясо варил, и все пытался им всех накормить. И если кто ел, тот пропадал бесследно. Съеденных находили – то, что от них осталось. А тех, кто сам у колдуна обедал, не находили вовсе.

–Ты говоришь, он был людоед… Кто ж к нему пойдёт!

–Ходили, куда деваться! За лечением, приворотами-отворотами. Колдун в деревне тогда был обычным делом. Только нашей деревне не повезло – наш ещё и людоед был.

–И что, прям видели, как он кого-то жрёт? И ничего ему не сделали?

–Я тоже не понял этот момент. Отец говорит, что людей находили обглоданных и думали все на того мужика, потому что зверя в лесу не было. Думаю, он был оборотень или вроде того. Сторонились его все. Потом в революцию его убили и дом сожгли. Поэтому то место до сих пор выжженным кажется.

Все замолчали. И лес как-то сразу стих: не пели птицы, не трещали ветки, и ветер не дул. Лом повел вокруг своим фонариком и сказал:

–Пришли.

Мы стояли аккурат в центре той поляны. Место и впрямь выглядело будто выжженное – как я раньше не понял? Я не знаю, когда мы успели сюда добраться: минуту назад вокруг были живые деревья и звуки леса. Толстый робко смотрел на оцепление из мёртвых деревьев и бубнил под нос:

–Как мы здесь оказались?

–Спокойно, Санёк! Дядя Лом всех спасёт. Здесь разожжём костёр. Нечисть боится огня, я читал. Палатку поставим поближе. Спать будем по очереди.

–Зачем?– ворчал Толстый.– Ну если ты уверен, что знаешь правду, чего тебе ещё, а?

Лом так и замер с рюкзаком на одной лямке:

–А тебе самому не интересно, Толстый? В твоей родной деревне, у тебя под толстым носом такая поляна, а ты… Может, в нашей жизни уже не будет ничего интереснее. Может, наша деревня больше ничем таким не отличится. Может, был колдун. А может, не было, может, здесь химическое оружие испытывали и завтра мы все умрём, как обещал лесник… Может, у нас тут Припять в миниатюре, а мы живём и не знаем!

–И ты хочешь проверить это не только на себе, но и на нас.

–Трусов не держу,– Лом широко повёл рукой, показывая на ночной лес.

Мы ставили палатку, Лом воевал с костром. Обычно он зажигает с одной спички, а тут возился, наверное, полчаса. Мы уже палатку поставили, а он всё возился. Поджигал бумажку, бумажка гасла. Поджигал ещё раз, бумажка загоралась, подносил к хворосту – гасло всё. При том, что ветра не было, ни ветерочка, что само по себе аномально.

–Сырое, что ли, всё?– ворчал Лом, ковыряясь в рюкзаке.

–А я говорил, пошли отсюда!

Толстого он не слушал. Он достал из рюкзака стеклянную бутылку с накручивающейся пробкой и плеснул на ветки:

–Сейчас как миленький загорится!

Запахло бензином. Костёр действительно вспыхнул. Пламя взметнулось почти на метр, но тут же осело и загорелось ровно, как надо. Поляна и мёртвые стволы озарились жёлтым светом, и наши тени у костра вымахали размером с дом. На секунду мне показалось, что их больше трёх, но пригляделся: нет, всё нормально.

–Водички принесите,– нарочито небрежно бросил Лом, и японял, что ему тоже не по себе.

–А сам?

–За костром следить буду. Боишься – так и скажи.

–А кто не боится? Ты?

–Как вы мне надоели!– Лом взял котелок, фонарь и пошёл через поляну к ручью. Надеюсь, хотя бы в правильную сторону пошёл. Там ходу минут пять, заблудится Лом только так.

–Эй, я стобой!– Толстый вскочил и буквально вприпрыжку пошёл за Ломом. Я сообразить ничего не успел, как остался один на этой чёртовой поляне. Вообще правильно – должен же кто-то следить за костром, но всё равно было неуютно.

Несколько минут я слушал шаги Толстого иЛома. Они чавкали по грязи, хрустели ветками, оглушительно в ночной тишине. И мне было спокойно от этих звуков. Потом мне показалось, что звук не отдаляется, и это было странно.