У лесника была керосиновая лампа и портянки на печке. Он как будто сошёл со страниц детских сказок. Маленькую буржуйку мы сТолстым тут же завесили своими шмотками, она стояла как навьюченный осёл. Ирина выдала нам по миске картошки с тушёнкой, и несколько минут в землянке стояло разноголосое чавканье. Ну а потом все полезли к леснику с расспросами:

–Дядь Саш, а правда, что поляна аномальная?

–Я в суеверия не верю, я просто знаю, откуда они берутся. Там место нехорошее. Кто там заночевал, либо в ту же ночь пропадает, либо долго потом не живёт.

–Почему?

–А шут его знает! Только я здесь не первый год за лесом гляжу. Что видел, то рассказываю. Полянка уж очень привлекательная: ни ветра, ни ухабов, ручей недалеко. Палатку поставить, костёр разжечь – милое дело. Вот и находят ее на свою голову туристы. Лет десять назад парочка заночевала, а утром пропала – как не было. Палатка стоит – людей нет. Тогда же студенты приезжали из города: одного через месяц застрелили, про остальных не знаю. В прошлом году парень пропал из соседней деревни. Точно так же: лёг спать на поляне, а утром не нашли.

–А вы сами там ночевать не пробовали?

–Днём-то я туда хожу. Деревья сухие мне покоя не дают – вредитель там, что ли, какой завёлся? А ночью, детки, надо спать.– Он притушил керосинку и разлёгся на огромном сундуке, как бабка из кино про войну.

Ночевать пришлось снаружи: сИриной не спорят. Я засупонился в спальник, чтобы один нос торчал, и наконец-то согрелся. Толстый справа от меня ворочался, как гора, Лом слева без умолку болтал о покойниках.

–Вы правда думаете, что это место аномальное, покойнички кричат, люди пропадают? Я читал о таких местах, но чтобы у нас…

–А что мы, рыжие?– возмутился Толстый.

–Может, и не рыжие. В том году две старухи из леса не вышли. В позапрошлом… Может быть, они бродят до сих пор в тех сухих соснах, а выйти не могут. Нестабильная топография, я читал.

–Не выдумывай. Тайга есть тайга. Каждый год кто-нибудь да уходит.

–А почему уходит-то, ты не думал? Эти старухи здесь тысячу лет прожили, небось каждую травинку знают…

–Это невозможно!

–Всё равно. Опытный человек так просто в лесу не заблудится. Тут нужен ещё какой-нибудь фактор.

–Аномальная зона с нестабильной топографией, потревоженные покойнички… Ещё инопланетян приплети!

–Инопланетяне, может, и ни при чём. А такие зоны если и бывают, то на заброшенных погостах или просто местах, где кого-то убили. Мёртвые не хотят, чтобы их тревожили, вот и водят-плутают, глаза тебе отводят. И ходишь как дурак в трёх соснах, и не можешь выйти… Откуда, думаете, бабкины сказки про лешего? Ещё в древности это заметили, придумали себе объяснение: леший, мол, водит. А то не леший. То, может, покойничек, убитый сто лет назад, свежей крови хочет!– Лом взвыл и кинулся через меня на Толстого.

Спальник мешал мне вскочить и навалять обоим. Я шевельнулся, ненароком заехав Толстому в глаз…

Глупые мы, в общем, были тогда. А ябыл самый глупый, потому что, когда эти двое достали меня со своей вознёй, я вылез из палатки и, завернувшись в спальник, пошёл к ручью. Сел, умылся, попил. Посмотрел в темноту на ту поляну, но без фонаря ничего не увидел. Они бесились, а мне было как-то странно тревожно. Вот так, без видимой причины.

Мать рассказывала, как ещё в студенчестве пришла она как-то вечером в общежитие. В комнате никого, обе соседки куда-то ушли. И как-то ей нехорошо стало, непонятный страх какой-то накатил. Вроде всё знакомо, всё привычно, людей вокруг полно, только в стену стукни – прибегут. А всё равно… Всю ночь, говорит, так и просидела, трясясь. А утром узнала, что в комнате прямо над ней убили парня. Там какая-то глупая история была, с пьянкой и поножовщиной. Главное, никто ничего не слышал, вот странность! А она чувствовала. И ятогда, сидя у ручья, кажется, чувствовал что-то похожее.

Мимо меня проплыло что-то непонятное. Я выловил и тут же с отвращением отбросил: волосы! Длинный седой пук мокрых волос, фу! Сполоснул руки, вернулся в палатку.

Эти двое уже притихли. Я застегнул спальник и слушал, как в землянке болтали и смеялись девчонки. Как Ирина пыталась их утихомирить, как рявкал на всех дядя Саша. Потом я уснул. Наверное. Мне снилось, что я встаю, надеваю сапоги и, завернувшись в спальник, бреду к аномальной поляне. Долго иду, продираясь через молодые сосны, низкие ветки меня царапают. Прихожу и вижу костёр. У костра старуха сидит, ворошит золу палкой, на меня не смотрит:

–Зачем ты пришёл?

–Не знаю… Захотелось.

–Уходи отсюда, здесь не место таким, как ты.

–Завтра уйду.

–Некоторые думают, что могут уйти, когда захотят.– Она подняла голову, и яувидел, что у неё нет лица. Дырка, обрамлённая соломенными волосами.

Я вздрогнул. Она крикнула:

–Беги!

И я открыл глаза.

В палатке было темно и тихо. Снаружи шелестела трава, как будто ходил кто-то лёгкий, маленький.

–Кто там?

Шаги прекратились. Ещё не проснувшись толком, я рванул на себя молнию, выскочил из палатки в темноту…

Никого не было. Приснилось, наверное.

Я никому из мальчишек не рассказывал про тот случай, про тот сон. За все три недели, что прошли от того похода до экзаменов. Разговор первым завёл Лом, он захотел ещё раз туда наведаться. Толстый поддержал, хотя боялся больше всех. И меня самого странно тянуло на ту поляну. Любопытно, и страшно, и надо наконец выяснить – может, это был просто сон и ничего больше? Поэтому, когда Лом предложил пойти туда после экзаменов, я сразу согласился.

* * *

Фонарь на улице моргнул и вырубился. То же самое сделала настольная лампа. Киря поспешно свернул файл и выключил ноут. Несколько секунд, пока машина вращала мозгами, он смотрел на фотку на заставке. Толстого сразу было видно, а вот кто из остальных двоих автор дневника… Или всё-таки это не дневник, а сочинял человек на досуге. Надо бы фотку физичке показать – может, она… Ноут мигнул и выключился, скрыв фотографию.

Засыпал Киря тяжело. Было душно и холодно одновременно, и темнота кругом, такая привычная, сегодня давила и оглушала. Внизу топал отец. Мать лязгнула заслонкой печи, шумно закрыла от котов дверь на кухню – кончен день. Киря плотнее закутался (холодно!) и думал о том парне с ноутом. Он жил в деревне, ходил вКирину школу, физичку знал… АКиря о нём не слышал! Дело было не так давно, вряд ли парень успел сильно измениться с тех пор. Штука в том, что Киря не узнал никого из мальчишек на той фотке. Не видел он их взрослыми, нет в деревне ни похожего на парня с фотки толстяка, ни Лома, ни безымянного автора дневника. Уехали?

По комнате пробежал сквознячок. На окне колыхнулась занавеска: это отец идёт на чердак покурить. УКири здесь маленькая комната, а весь остальной чердак – просто чердак. Там всякий хлам, инструменты и отцовская курилка. Ночью отцу лень выходить на улицу, да и холодно уже. Сейчас за стеной скрипнет ступенька, хлопнет дверь и обязательно грохнется жестяное ведро с газетами и щепками. Каждый раз отец его роняет, без этого никак. Киря прислушался: три, два, один… Тихо. Замешкался отец. Три, два, один… По комнате опять пробежал сквозняк, а дверь всё не хлопала. Окно, что ли, не закрыто на чердаке? Вот тебе и холодно!