Небылицы о Хуан-ди и Юе

Даосские авторы пытались приобщить к учению Лао-цзы не кого-нибудь, а самого Хуан-ди. Так, они сочинили историю о том, что после победы над Чию он отправился в путешествие по земле не для того, чтобы установить на ней треножник в честь его победы над Чию, а для того, чтобы постичь на ней великое учение о Дао (Пути). Эту небылицу опроверг Юань Кэ:

«Жёлтый император повсюду путешествовал, а людей послал в горы Шоушань добывать медь, таскать её к подножию горы Цзиншань и отлить треножник в память о победе над Чию, а вовсе не для того, чтобы варить в нём эликсир бессмертия, как предполагают некоторые. Ведь Жёлтый император был верховным владыкой и ему не к чему было, подражая даосам позднейших времён, искать лекарство бессмертия и добиваться вечной жизни. После битвы при Чжолу и казни Чию Жёлтый император некоторое время ещё оставался в мире людей и только потом вернулся на небо. Вот поэтому-то некоторые и считают, что Хуан-ди сперва постигал великий путь Дао, а потом уже стал бессмертным» (Юань. С. 114).

Свою лепту в модернизацию древнекитайской мифической картины мира внёс Ду Гуантин (850–933). В мифе о Юе, великом усмирителе потопа, этот даос вставил сказку о госпоже Яо-цзи в своей книге «Записки о бессмертных из Юнчэна». Эта госпожа была оборотнем:

«Она то плавно улетала и рассыпалась тучами, то легко останавливалась и изливалась вечерним дождём; обращалась то в скользящего дракона, то в парящего аиста, словом, принимала тысячи видов и форм» (Юань. С. 63).

О том, что Яо-цзы не мифический, а сказочный персонаж, свидетельствует такой эпизод из книги даосского автора: «Когда он вновь пошёл к ней, он вдруг увидел облачные терема и яшмовые террасы, целый лес нефритовых дворцов и узорных ворот. Прислуживали чудесные существа, которым он не знал даже имени; львы сторожили засовы ворот, небесные кони влекли колесницу, а ядовитые драконы и изрыгающие молнии чудища охраняли её. Госпожа спокойно восседала на яшмовой террасе. Юй отдал земной поклон и попросил её раскрыть истинное учение (естественно, даосское. – В. Л.). Она распорядилась, чтобы служанка Лин-жун-хуа подала ящичек из алой яшмы и достала оттуда чудесные письмена. Юй с поклоном взял их и удалился. После этого с помощью Гэя-чэня и Юй-юя он отвёл воды, расчистил реки и завершил свой подвиг» (там же).

Мы видим здесь типичные атрибуты волшебной сказки: чудесные дворцы, чудесные существа, чудесные письмена и т. п. Их можно спутать с мифическими. Но тогда напрашивается вопрос: зачем мифическому усмирителю великого потопа понадобилась эта Яо-цзы, если она не богиня, а оборотень? Как она оказалась на божественном небе? Туда её поместил даосский автор, чтобы рядом с Хуан-ди оказалась проповедница даосского учения. Более того, по даосской версии мифа о Юе выходит, что он усмирил потоп благодаря его приобщению к даосизму.

Небылицы о магах-волшебниках

Багун. Этот даос был способен творить такие чудеса, которым могли позавидовать даже боги. Вот о каких из них он рассказывал князю:

«Я могу, не сходя с места, передвигаться вместе с ветром и дождём, встав с места, подняться в облака и в туман; чертить на земле и таким образом прорывать русла рек; насыпать землю и так возводить горы и пики. Я могу обрушить высокую гору, заткнуть глубокий источник, скрутить тигра и барса, вызвать дракона и повелевать духами. Я могу разделять тело и изменять внешность. Существовать или исчезать, белый день превращать в ночь. Я могу оседлать облако и ступать по пустоте, пересекать моря, всходить по волнам. Я могу ступать в огонь и не гореть, в воде не промокать. Ни нож, ни стрела меня не берут. В зимние холода мне не холодно, в летнюю жару – не жарко» (там жею С. 191).

Цзе Янь. Этот даос не был таким сказочным чудотворцем, как Багун, но и ему было, чем гордиться:

«Человек по имени Цзе Янь, овладевший даосской премудростью, умел с помощью перевоплощений скрывать свой истинный облик. Путешествуя, он как-то задержался в столице государства У, где беседовал с тамошним правителем. Князь хотел оставить мудреца у себя и даже оборудовал для него во дворце особый храм. Много раз посылал он к Яню гонцов, желая получить наставления. Даос являлся то отроком, то старцем, не вкушал предложенных угощений и не принимал подношений. Он не приступал к обучению князя, ссылаясь на то, что правитель слишком много времени уделяет праздным развлечениям. Повелитель У разгневался и приказал связать Яня. Своим воинам он повелел стрелять в мудреца из арбалета. Арбалет выстрелил, но на том месте, где только что стоял связанный Цзе Янь, оказались только верёвки. А даос-волшебник исчез неизвестно куда» (там же. С. 194).

Сюй Гуан. «В эпоху, отмеченную ожесточенной борьбой за власть в Поднебесной империи, жил в царстве У даос-волшеб-ник по имени Сюй Гуан. Как-то он решил показать на рынке своё магическое искусство. Сюй Гуан попросил у одного торговца тыкву, но тот не дал. Тогда даос попросил одно-единственное тыквенное семечко и получил его. Взрыхлив посохом землю, Сюй Гуан посадил семечко. Тыква тут же проросла, сплела стебли, раскрыла цветы, завязала плоды. Сорвав одну тыкву, Сюй Гуан поел сам и угостил всех смотревших. Пока торговцы, отвернувшись от своих товаров, глазели на чудеса, их прилавки опустели» (там же. С. 198).

Цао-гун. «Однажды правитель Цао-гун устроил пир, на котором в числе гостей был Цзо Цы, даосский маг, ещё в молодости проникший в тайны духов.

– Для высокого собрания приготовлены сегодня редкие яства, – с улыбкой сказал правитель, – не хватает только фарша из окуня реки Усун.

– Нет ничего проще, чем добыть этих окуней! – отозвался Цзо Цы. Он взял медный таз, наполнил его водой и, вооружившись бамбуковой удочкой, стал удить рыбу. Через мгновение Цзо Цы вытащил окуня, приведя в изумление хозяина и всех гостей» (там же. С. 199).

Из книги В.В.Ежова я мог бы привести здесь ещё россказни о чудесах, которые совершали даосы со злыми духами, с оборотнями, с воскрешением мёртвых и др., но, чтобы понять, что эти россказни не имеют отношения к подлинной мифической картине мира древнего Китая, достаточно и тех небылиц, о которых шла речь выше.

Буддизм

Буддийская религия восходит к учению великого индийского отшельника Будды Шакьямуни (563–483 до н. э.). Появление первых буддийских общин в Китае связывают с миссионерской деятельностью Кашьяпы Матанги в I в.