то у Ди-дзюня – три: Эхуан, Сихэ и Чанси. Первая основала Страну трёхтелых. У её жителей была одна голова, но три туловища. Эти три туловища надо было кормить через один рот. Вторая жена Ди-дзюня была богиней солнца, а третья – богиней луны.

Отличались первоначально чжоуские и иньские мифы и в авторстве изобретений. Если чжоусцы приписывали главные изобретения Хуан-ди, Фуси, Гоуману и др., то иньцы – потомкам Ди-дзюня:

«Среди потомков Ди-цзюня было много способных и мудрых людей, они многое изобрели: Фаньюй выдолбил лодку, Цзигуан смастерил из дерева повозку (по чжоуским поверьям, лодку и повозку изобрёл Хуан-ди. – В. Д), Яньлун – цитру и гусли, восемь его сыновей, имён которых мы не знаем, создали песни и танцы» (Юань. С. 121).

Вот как обрисовывает ситуацию с Хуан-ди и Ди-цзюнем Юань Кэ:

«Он (Ди-дзюнь. – В. Д.) был верховным правителем, почитаемым обитавшим на востоке иньским племенем. Он обладал таким же могуществом, как и Хуан-ди – верховное божество, почитаемое чжоусцами. Впоследствии чжоусцы победили иньцев, и поэтому Жёлтый император считался более могущественным и мифов о нём сохранилось больше. С течением времени Хуан-ди стали считать историческим лицом, из небесного правителя он превратился в земного и о нём сложили ещё больше преданий. Хуан-ди стал общим предком богов и людей и затмил славу Ди-цзюня. Ди-цзюнь был верховным владыкой побеждённого народа, величие его неизбежно померкло, и поэтому большая часть мифов о нём погибла, остались лишь немногочисленные, не связанные между собой отрывки» (там же. С. 118).

Чжоуские мифы со временем соединились с иньскими. Вот почему мы вправе говорить о более или менее единой картине мира, заключённой в мифах древнего Китая.

Конфуцианство

Влияние Конфуция (552/551-479 до н. э.) на сознание китайского народа было огромным. Он стал для него самым почитаемым нравственным и политическим учителем. Более того, начиная с I в. н. э. при ханьском императоре Мин-ди, Конфуций был обожествлён. Благодаря усилиям своих религиозных почитателей, он стал основателем конфуцианской религии. Но в этой религии нет того божественного многоцветья, которое свойственно традиционному древнекитайскому политеизму.

Стремление к монотеизму со стороны конфуцианских богословов привело к обесцвечиванию божественного начала в мире. В качестве этого начала у них выступает некое абстрактное Небо. Оно может отождествляться с немой природой. Оно может также становиться всезнающим и таинственным стражем, оберегающим индивидуальную человеческую судьбу, или высшим судьёй и божественным носителем непререкаемых нравственных и политических принципов. Проблема состоит только в том, чтобы эти принципы разгадать.

Конфуций в своих беседах с учениками редко высказывался о Небе, но иногда он о нём упоминал. Вот три характерных его высказывания о Небе:

1. Небо подобно немой природе:

«Философ сказал: «Я хочу перестать говорить». На это Цзы-гун сказал: «Если Вы не будете говорить, то что же будут передавать Ваши ученики?» Философ отвечал: «Говорит ли что-нибудь Небо? А между тем, времена года сменяются и твари рождаются. Говорит ли что-нибудь Небо?»» (Конфуций. Суждения и беседы. СПб., 2015. С. 179).

2. Небо – страж, оберегающий предначертанную им судьбу каждого человека.

«Конфуций, которому угрожали жители местечка Куань, сказал ученикам: «Со смертью Вэнь-вана разве просвещение не находится здесь, во мне? Если бы Небо хотело погубить это просвещение, то я не имел бы участия в нём. Следовательно, оно не хочет погубить его; в таком случае что же могут сделать мне куанцы?»» (там же. С. 79).

3. Небо в одном ряду с великими и мудрыми людьми:

«Конфуций сказал: «Для благородного мужа существуют три предмета, пред которыми он благоговеет: определение Неба, великие люди (по положению, возрасту и добродетели) и слова мудреца. Подлый человек не знает велений Неба и не боится их, неучтиво обращается с великими людьми и презрительно относится к словам мудреца»» (там же. С. 166).

Э. М. Яншина писала: «В конфуцианской религии, как и в других религиях классового общества, реализуется тенденция к монотеизму; и ей, как и им, становится враждебным первобытный политеизм; она, как и другие подобные ей религии, борется против обожествления всех сил природы, против «равноправия» многочисленных богов сил природы. Единое, абстрактное божество, носитель социально-этических принципов, верховный творец, высший судья, блюститель общественных устоев – вот её идеал. Таким божеством становится в Китае Небо. Уже в идеологии развитого рабовладельческого общества оно теряет связь с культом природы и превращается целиком в носителя мирового духовного начала социально-этических принципов. Такая трактовка Неба дана уже в богословском трактате Дун Чжуншу «Раскрытие смысла Вёсен и Осеней» (Чуньцю фаньлу), заложившем основы богословия конфуцианской государственной религии» (Янш. С. 203).

В своих исторических преданиях конфуцианцы обесцвечивали мифические образы. Возьмём, например, образы Гуня и Юя – великих усмирителей потопа. В мифах они выглядят как величественные герои, а в исторических преданиях они превращены в их бледные тени.

Особому принижению и искажению подвергся образ Гуня. Если в мифах он, хотя и временно, остановил потоп, то у конфуцианцев он выглядит иначе:

«Девять лет Гунь пытался усмирить стихию, но ничего не добился. Почему Гуню не удалось усмирить потоп? В древних книгах есть об этом такие записи. Характер у Гуня был дурной, поступки его были безрассудны и он не знал, с чего начать. Для защиты от наводнения он насыпал земляные дамбы. Но они не остановили наводнение, вода разливалась всё больше и поднималась всё выше. Гунь потерпел неудачу. В конце концов Яо (некоторые считают, что Шунь) казнил Гуня на Горе птичьих перьев – Юйшань» (Юань. С. 165).

Меньшему принижению в исторических преданиях подвергся образ Юя. Очень сухо о нём сообщается:

«Шунь, правивший после Яо, приказал усмирить наводнение сыну Гуня – Юю. Помня неудачу отца, Юй не возводил дамб, а прорывал каналы. Этот способ оказался удачным – вода спала, и народ избавился от страданий. После этого Шунь уступил престол Юю, и Юй положил начало династии Ся» (там же).

Авторы исторических преданий, следуя за Конфуцием, не решались идти за ним до конца. Вслед за Конфуцием они переселили мифических персонажей на землю, но всё-таки сохранили многие их мифические черты, хотя и в приниженно-заземлённом виде. Конфуций, между тем, сделал переселение небожителей на землю более решительно, чем авторы исторических преданий. Очистив Небо от его обитателей, он превратил его в единственное божество. По пути Конфуция пошёл великий мыслитель древнего Китая Мо Ди (480–400).

Вслед за Конфуцием Мо Ди отверг существование на Небе его божественных обитателей – Фуси, Янь-ди, Хуан-ди и т. п. Но, как и Конфуций, он не оставил Небо совершенно пустым. Более того, он его наполнил более богатым содержанием, чем Конфуций. Мо Ди превратил