Обе армии ждали этой встречи неделями, считая ее своей последней надеждой. Все предполагали, что встреча представителей двух утомленных, отчаявшихся армий произойдет очень эмоционально. Ничего подобного. «Когда Покровский подошел к дому генерала Корнилова со своим конвоем, Корнилов вышел на крыльцо, а затем быстро вернулся в свою комнату», — писал очевидец этого события Науменко. Корнилов считал себя не просто командующим несколькими тысячами отчаянных солдат, но и представителем всей России, главнокомандующим всеми русскими армиями. В сложившихся обстоятельствах и речи не шло о том, чтобы принять как равного человека, который пару недель назад был лишь капитаном. Для соблюдения протокола вместо Корнилова кубанскую делегацию приняли Романовский и Марков, пригласив ее на обед. Только после обеда Корнилов начал расспрашивать о последних событиях на Кубани и о Кубанской армии. Генерал Алексеев изложил Покровскому условия, при которых объединение их армий может произойти:

1) атаман должен подчиняться командующему Добровольческой армией;

2) кубанское правительство и Рада должны быть ликвидированы;

3) казачьи войска должны войти в добровольческие части.

Покровский, будучи неказачьим офицером, особо не вникал в тонкости кубанского сепаратизма; тем не менее, он был удивлен жесткостью этих требований. Он возразил, что Кубанская армия должна сохранить свою самостоятельность, что командование Корнилова лишь временно.

«Алексеев разразился смехом: „Полковник, извините меня, я не знаю, как к вам обращаться, мы знаем, что солдаты чувствуют по этому поводу. Только вы не хотите преодолеть ваше тщеславие”. Корнилов резко сказал: „Единая армия — единое командование, другая ситуация для меня неприемлема. Пожалуйста, поставьте ваше правительство в известность”».

Правительство доверило Покровскому вести переговоры о соглашении, но Корнилов и Алексеев требовали так много, что он не посмел взять всю ответственность на себя. Таким образом, окончательного решения на встрече принято не было.

В руководстве кубанского лагеря согласия не было. Некоторые сепаратисты, такие, как Н. С. Рябовол, считали, что лучше будет повести армию в горы, чем пожертвовать автономностью Кубани. Другие считали, что даже если две армии объединятся, то правительству и Раде лучше самим уйти в отставку, чем сотрудничать. Но в конце концов здравый смысл одержал верх, и 30 марта Кубань послала другую делегацию в Ново-Димитриевскую, чтобы договориться с командованием Добровольческой армии.

На этот раз встреча была более радушной, и обе стороны пошли на компромисс. Соглашение было достигнуто по трем пунктам:

1) Кубанская армия должна войти в состав Добровольческой армии;

2) законодательная Рада, войсковое правительство и войсковой атаман продолжают свою деятельность, всемерно содействуя военным мероприятиям командующего армией;

3) командующий войсками Кубанского края с его начальником штаба отзывается в состав правительства для дальнейшего формирования постоянной Кубанской армии.

Объединение вдвое увеличило армию и боевые запасы. Корнилов сформировал три бригады из 6 тысяч человек. Командующими этими бригадами Корнилов назначил генералов Маркова, Богаевского и Эрдели. Так как казаки привели с собой лошадей, то у Добровольческой армии впервые появилась возможность создать кавалерию, что в походных условиях имело огромное значение.

После объединения казаки записывались в Добровольческую армию гораздо активнее, но из-за этого иногородние относились к ним еще более враждебно. Русские офицеры были фанатичными антибольшевиками и относились к бойцам Красной армии с невероятной ненавистью, но они не имели ничего против иногородних. Такое отношение не изменилось и после ново-димитриевского соглашения, когда казаки жестоко обращались с иногородними только потому, что они иногородние. Часто обстановка в антибольшевистском лагере была на грани местной гражданской войны.

Ново-димитриевское соглашение было самым важным шагом на пути к перестройке армии и превращению ее в нечто совсем отличное от того, что было. Когда армия набиралась в Ростове и Новочеркасске, в ней было очень мало казаков. Первая группа, присоединившаяся к армии, была командой Богаевского, покинувшей Ростов вместе с Добровольческой армией. Затем сотни казаков хлынули в Новочеркасск, решив, что лучше уйти с Добровольческой армией в Ольгинскую, чем остаться с атаманом Поповым. По прибытии на Кубань казаки уже составляли одну треть всей армии. Потери в боях были велики, но благодаря новым пополнениям численность армии в Ново-Димитриевской была ненамного меньше, чем в Ольгинской. Новыми добровольцами были исключительно казаки. Так как точная цифра нам неизвестна, логично предположить, что до объединения половину Добровольческой армии составляли казаки. С другой стороны, войска Покровского также включали много неказаков. Хотя русские офицеры первыми вступили в добровольческие отряды в Екатеринодаре, к началу похода они составляли лишь меньшинство.

В результате ново-димитриевского соглашения Корнилов, Деникин и Алексеев встали во главе армии, большую часть которой составляли казаки, но генералы не смогли правильно оценить значение этого факта. Они воспринимали казаков как обыкновенных русских и думали, что их жажда автономии просто демагогия. Типично для Алексеева то, что он объяснял требование независимости Кубанской армии тщеславием Покровского.

В результате постоянных стычек между кубанскими сепаратистами и русскими офицерами обе стороны пришли к выводу, что ново-димитриевское соглашение необходимо расторгнуть. Было очевидно, что ни одной армии не удастся выжить отдельно друг от друга. И если после окончания Кубанской кампании казаки отделятся от армии, то тысячи или полутора тысяч оставшихся офицеров не хватит, чтобы сформировать новую армию. Так как Гражданская война продолжалась, армии обеих сторон росли. В конце 1917 года несколько сотен бойцов могли добиться значительных стратегических успехов, но к середине 1918 года это уже не имело большого значения. Хуже всего было то, что неказацкая армия на Дону или Кубани не могла расти, Белое движение вынуждено было использовать казаков или кануть в небытие. Но кубанские казаки, в свою очередь, также нуждались в превосходном военном руководстве, состоящем из лучших офицеров императорской армии. Без такого командования казакам не удалось бы сформировать армию, способную сопротивляться красным войскам.

Обе стороны понимали всю важность взаимодействия и сделали необходимые выводы. Казачьи политики должны смягчить свои требования или, по крайней мере, отложить их до более благоприятного момента. Генералы Добровольческой армии должны были реально оценить силу и стремления своих союзников и пойти на уступки, принимая во внимание их желание оставаться автономией. С другой стороны, они должны были приложить все усилия, чтобы избежать вовлечения в драку между казаками и иногородними.

Самое страшное сражение произошло между первым и вторым собраниями представителей Кубанской и Добровольческой армий. Добровольческая армия, идущая из Шенджия в Ново-Димитриевскую, вынуждена была вступить в бой с большевиками. День, начавшийся с солнечного утра, вскоре стал дождливым, затем пошел снег, и стало очень холодно. Большевики начали обстрел с противоположного берега маленькой речушки, и единственным выходом подавить этот огонь для добровольцев было перейти реку в ледяной воде, Задача была выполнена, но с огромными потерями: многие офицеры обморозились до смерти. На следующий день добровольцы отомстили, захватив в плен семерых командиров большевиков.