Когда Добровольческая армия вернулась с Кубани на Дон, то нашла обстановку там еще более враждебной, чем раньше. Коммунистический эксперимент, Донская советская республика, не увенчался успехом и смог сделать то, что не удалось Каледину, — заставить казаков восстать против большевизма.

Донской советской республике не хватало руководства Ленина, она была ослаблена расколом на враждебные группировки, угрозой подхода немецкой армии, неясностью общей ситуации. Каледин потерпел поражение из-за противодействия местных большевистских организаций, из-за восстания Подтелкова и приближения Красной армии. Руководители Ростовского и Таганрогского революционных комитетов, а также казачьи руководители каменской группы осознали, что стали аутсайдерами. Подтелков, избранный Председателем СНК республики, был номинальной фигурой, не обладающей, по сути, никакой властью. Это не значит, что Красная армия пренебрегла выполнением задания Центрального комитета большевиков; но связь между Ростовом и Москвой была слабая, и командиры, такие, как Сиверс, были достаточно независимы. Чтобы исправить такое положение, Антонов-Овсеенко, командующий южными войсками, попросил Ленина послать представителей центральной власти на Дон. Так как Ленину некого было туда направить, то он попросил Антонова-Овсеенко самому стать представителем Совета народных комиссаров (Совнаркома). Антонов-Овсеенко не мог прибыть на Дон, поэтому послал комиссара Войцеховского, который вместе с Сиверсом реально контролировал область. Войцеховский национализировал рудники и заводы, организовал изъятие продовольствия, вымогал деньги у буржуазии, став королем террора. Ростовский революционный комитет, особенно отдел Военно-революционного комитета Подтелкова, который переехал из Каменской в Ростов, был против политики Войцеховского; постепенно ссоры между двумя руководителями стали такими серьезными, что они не раз угрожали друг другу арестами.

Есть доля иронии в том, что независимость Донской республики была провозглашена не при Каледине, когда Дон действительно был независим, а после прихода Красной армии, большинство бойцов которой не были местными уроженцами. 26 февраля Антонов-Овсеенко телеграммой сообщил Ленину, что казаки хотят самоуправления. Ленин не имел ничего против автономии Дона, но условием поставил то, что на съезде Советов должна быть выработана собственная программа аграрной реформы. Но события вынудили местное руководство пойти дальше, чем ожидал Ленин. Местный революционный комитет полагал, что независимая республика осложнит немцам оккупацию Дона. Поэтому революционный комитет 23 марта провозгласил Донскую советскую республику независимой, не дожидаясь съезда Советов.

Большевики пытались создать новую гражданскую администрацию. Начиная с ростовской думы, они распустили все думы, и Военно-революционный комитет объявил выборы в местные и районные Советы. За исключением священников, купцов, полицейских и офицеров, все, кто достиг возраста двадцати одного года, могли принять участие в голосовании. Но в большинстве станиц выборы так и не состоялись. А где они прошли, обычно атаманы избирались председателями, таким образом, ничего не менялось, кроме названия.

Съезд Советов в Ростове прошел 9 апреля. На нем обсуждалась земельная реформа и национализация, но главным вопросом было, должен ли Дон принимать условия Брест-Литовского мирного договора. Так как Дону угрожала немецкая армия, решение съезда имело национальное значение. И сторонники, и оппоненты мира с Германией понимали это. Поэтому большевики послали Орджоникидзе в Ростов, чтобы выступать на съезде за мир, а левые эсеры послали Камкова, бороться против. После нескольких дней споров большевики одержали победу. 348 голосов против 106, при этом многие воздержались. Вскоре немцы двинулись на Дон, и большевикам пришлось изменить свое решение и выступить в поддержку революционной войны.

Жители Дона мало переживали по поводу резолюции съезда Советов или о том, останутся ли их атаманы председателями; для них советский режим стал символом террора и анархии. Сильнее всего этот террор проявился в двух большевистских оплотах: Ростове и Таганроге. В последние месяцы режима Каледина большевики получали огромную поддержку в этих городах Дона. Население ждало войска Красной армии как освободителей. Приход войск разрушил эту иллюзию за короткое время, и симпатии сменились страхом. Сразу начались аресты и казни.

Командующий Южного революционного фронта Рудольф Сиверс

Жизнь офицеров оказалась в огромной опасности. Эти люди не присоединились к Добровольческой армии, несмотря на угрозы, и теперь им приходилось скрываться. Они осознали, что невозможно позволить себе роскошь «нейтралитета» во время Гражданской войны. Некоторое время спустя, когда белые вновь захватили Дон, эти офицеры пополнили ряды Добровольческой армии. Красный командующий Сиверс приказал, чтобы все, кто ранее входил в Добровольческую армию, были казнены. Пока армия стояла в Ростове, многие учащиеся четырнадцати и пятнадцати лет записались в ее ряды, но, возможно, из-за запрета родителей не участвовали в Ледяном походе. И теперь эти дети должны были быть расстреляны. Военно-революционный комитет отменил этот приказ, провозгласив, что никто моложе семнадцати не должен быть наказан. Тем не менее, это не принесло никакого результата, так как штаб Сиверса игнорировал решения комитета.

Террор был направлен даже на социалистические партии и на обычных рабочих. Например, видный меньшевистский лидер П. П. Калмыков был убит солдатами. 1 марта большевики прекратили выпуск меньшевистской газеты «Рабочее дело». Меньшевики стали выпускать другую, «Рабочее слово», но она также спустя месяц была закрыта. 26 марта социал-революционеры и меньшевики покинули собрание Ростовского городского совета в знак протеста и более никогда туда не возвращались.