себя взрослой женщиной, способной принимать самостоятельные решения. Пусть даже иногда ошибочные. Но самостоятельные.

— Милана, ты не ответила на мой вопрос.

Ну вот, сейчас, в довершение ко всему, он испортит доброе к нему отношение. Ведет себя в точности как моя мамочка.

— Тарас, — говорю медленно, уверенно с высокой долей убедительности, — никогда, слышишь, никогда не бери пример с моей мамы. Иначе мы рассоримся. Ее многолетний контроль скоро вынудит меня рассориться с ней. А ведь я очень люблю ее. И… тебя тоже. Но не потерплю, чтобы ты не давал мне шагу ступить.

Мамаев смотрит на меня с изумлением?

— Миланочка, я ведь просто переживаю за тебя, — в глазах вижу неподдельную тревогу, а может быть, и нечто большее.

— Вот-вот, мама тоже слишком уж переживает за меня. Именно поэтому я знать тебя не хотела вначале. Кстати, как и ты сам. Помнишь? Тарас, мы взрослые люди, и сами должны решать свои проблемы. Обещай, что больше не станешь выполнять капризы уважаемой Ренаты Афанасьевны.

— Обещаю, — Мамаев понимает, что моя мама лишний раз воспользовалась его отзывчивостью и сыграла на его чувствах ко мне. — Только скажи, тебе ведь ничего не угрожает?

— Ты неисправим! — я надуваю губки. Но этого достаточно, чтобы он привлек меня к себе и пылким поцелуем предупредил очередную отповедь. А я счастлива, что вместо лишних расспросов он прекращает назревающую ссору.

Так-то лучше. Вот теперь я послушная и тихая в его крепких объятиях. Теперь я готова рассказать ему все-все. Но не перед напором — ах, что случилось. А просто потому, что хочу быть слабой женщиной, которую и в самом деле надо оберегать, холить и любить.

Мы отправляемся в уютный ресторан, так полюбившийся нам со дня, когда неприязненное отношение друг к другу переросло сначала в дружбу. А теперь — во взаимное уважение и, надеюсь, в любовь.

Про любовь это я о себе. О чувствах Мамаева могу только гадать. Вся эта суета с отъездом Соболева накладывает свой негатив даже на наши отношения с Тарасом.

Он старается лишний раз не беспокоить меня. А мне наоборот хочется, чтобы он был рядом постоянно.

Сейчас мое раздражение по поводу маминой накрутки может стать причиной недопонимания. Но и допустить, чтобы Мамаев опекал меня и донимал нравоучениями, тоже не желаю.

Глава 31

Мой рассказ о странном звонке Соболева и его более чем странном состоянии удивил Мамаева не меньше, чем меня.

— Тебе не кажется, что следовало бы все-таки выяснить, что там происходит? Хоть Рената Афанасьевна та еще паникерша, но происходящее выходит за рамки нормального представления о поведении родителей, оставивших ребенка практически чужим людям. Ты согласна со мной?

Киваю в ответ. На такие отношения я согласна. Он советуется со мной, а не поучает.

— Да, Тарас, я тоже думала о том, что пора от ожидания и тревоги переходить к действиям. У меня даже появилась мысль, что Соболев находился не в состоянии опьянения, а под воздействием каких-то препаратов. Во-первых, он вообще не любитель выпить. А что касается второй версии — пострадал в аварии и находится в тяжелом состоянии, то она отпадает. Твой Шувалов был бы в курсе и сообщил бы тебе.

— Ты очень правильно рассуждаешь. Только отличить алкогольное опьянение от наркотического дурмана сложно. Особенно по телефону. И еще: ты права, что от слов пора переходить к делу. Поэтому, если ты не против, я сегодня же свяжусь с Данилой. Будем действовать. А пока он там что-то будет выяснять, считаю, что и здесь есть чем заняться.

— Что ты имеешь ввиду?

— Ты как-то упомянула, что Соболев собирался встретиться с Юлиными приятельницами. Он ведь так и не сделал этого?

— Кажется, нет. Но я даже не знаю, с кем дружила его жена.

— Это я беру на себя. Постараюсь все выяснить и переговорить с подругами Юли. Наверняка, они что-нибудь да знают.

Смотрю на него. Нет, не просто смотрю, а любуюсь и восхищаюсь. Какое мужественное лицо. Какой он большой и сильный. Надежный (здесь опять вынуждена согласиться с мамой!) и решительный.

Тарас берет мою руку в свои большие и теплые ладони. Меня накрывает волна нежности и обожания. Он тоже не в силах отвести от меня глаз. По телу пробегает электрический ток. Мы уже оба не можем сдерживать накал страстей.

— Поехали… ко мне… — шепчет Мамаев.

А я не могу ничего ответить ему. Меня охватило жгучее желание оказаться в его объятиях. Сейчас, немедленно. Поэтому позволяю ему увести себя к машине.

— К тебе… это куда? Разве ты живешь не у тетушки?

— Два дня назад снял квартиру. Пора обустраиваться и…

Мамаев не может больше сдерживать пожар бушующей страсти. Он привлекает меня к себе, податливую и трепетную. Его жаркие поцелуи с губ спускаются к шее. Затем ниже. Моя грудь вздымается от нетерпеливого желания.

Мне не хватает воздуха. Я уже не могу дышать. Думать давно перестала. Кажется, с Мамаевым происходит то же самое.

Мы урывками дышим одним дыханием…

Мы одержимы одним страстным желанием…

Мы пронизаны одним всепоглощающим чувством любви…

Весь мир с его проблемами, недоразумениями и вопросами расплывается, исчезает. Остаемся только мы в тесном пространстве автомобиля. Буквально слившись воедино, мы становимся единым целым. И кажется, что уже никто и ничто не сможет разъединить нас.

Но вдруг Тарас резко отстраняется от меня. Смотрю на него во все глаза. Что это с ним? Желваки ходят ходуном, пока он запускает мотор. Мамаев нажимает на газ и мчится по городу с сумасшедшей скоростью.

А мне кажется, мы никогда не доедем до его квартиры…

Я хочу принадлежать ему, душой и… телом. Да! Никогда не испытывала такого страстного и испепеляющего желания…

Не успеваю даже мельком рассмотреть комнату, в которую он меня увлекает. Его сильные руки оставляют на обнаженном теле ожоги. Каждая клеточка жаждет этих обжигающих прикосновений.

Поцелуи, покрывающие тело, доводят меня до исступления. Я сгораю от нетерпения.

Тарас медлит, наслаждаясь близостью моего тела, лаская каждый его миллиметр.

Когда же он наваливается на меня всей своей тяжестью и упругостью, способность думать окончательно покидает меня. Я уже способна только чувствовать и отзываться на неповторимые ощущения, которые охватывают все мое естество. А они распространяются все глубже, проникая в каждую клеточку и заставляя нервные импульсы реагировать страстным откликом на так долго ожидаемое чудо обладания друг другом…

Глава 32

Проснувшись, открываю глаза, и чувствую себя раскаявшейся грешницей. Краска заливает лицо. Смотрю на спящего Мамаева. Ужас!