Шрифт:
Закладка:
Получается, больше ста лет старинная брошь хранилась в семье, никто её не терял, не продавал, не менял: ни бабушка, ни мать, а она проворонила. Реликвия удачу их семье приносила, оберегом считалась, из семьи никогда не уходила.
Даже в трудные девяностые, когда Татьяна, запихнув драгоценность поглубже, отправилась в скупку, судьба остановила её на пороге. Женщина увидела рядом с ломбардом объявление, что коммерческому магазину требуется уборщица. Так что сдавать брошку в скупку не понадобилось. Её приняли на работу – полы мыть, а мужа – ночным грузчиком, и они продержались до новых времён.
И вот теперь она, растрёпа несчастная, каким-то образом ухитрилась профукать семейную реликвию. Кто мог её взять? Дети, Сашка или Марианна? Но Сашка давно переехал в Германию, художественную галерею открыл. Сошёлся с Ингой, у который есть ребёнок, живут дружно. Вроде всё есть, не бедствуют. Зачем им брошь?
***
Некстати вспомнилось, сколько нервов он ей потрепал, когда учился в художественном училище. В памяти всплыл тяжёлый момент: сын и его друзья – студенты сбывали иностранцам копии картин знаменитых живописцев и загремели на скамью подсудимых. Она искала деньги на хорошего адвоката, уже собиралась продать драгоценность. Но муж вовремя остановил:
– Что ты, Таня, придумала. За эти бриллианты нас с тобой убьют. Ни денег, ни Сашки не увидим.
Время такое было, тяжелое – неразбериха везде, пугала неизвестность. Но папаша одного из студентов подсуетился, и парни отделались лёгким испугом – получили условный срок. Потом с них и вовсе сняли судимость.
«Так, стоп, уж не Александр ли взял эту драгоценность? Может, опять вляпался в какую-нибудь историю, и ему понадобились деньги. Да нет, он недавно приезжал, ни о чём таком не говорил».
«А может, Мариша брошку украла? Фу, слово-то какое – украла. Как такое про свою доченьку сказать. Ей-то зачем? Муж обеспеченный, дом строит, бизнес свой».
Правда, она зятю не доверяла полностью, боялась, что дочери и внуку плохо будет в съёмном жилье. Поэтому поселила молодую семью в своей московской квартире, а сама уехала в деревенский дом, доставшийся ей по наследству от родителей.
Татьяна Егоровна разволновалась от всех этих мыслей и, сдерживая набегающие слёзы, стала лихорадочно думать, как искать потерянную реликвию, куда обращаться за помощью:
– Полиция вряд ли возьмётся за семейное дело. Отмахнутся, да ещё и посмеются, что друг у друга воруем. Стыд-то какой! Нет, полиция – это не вариант.
Женщина задумалась, пытаясь найти хоть какой-то выход, но ничего стоящего не приходило в голову. Решение пришло спонтанно: «Позвонить, что ли, Наталье Васильевне, спросить про того сыщика, который помог ей собрать компромат на мужа. Наташкин старый козёл завёл шашни с молодой секретаршей и хотел оставить её без имущества».
Она набрала номер приятельницы и спросила про детектива. Та стала расспрашивать подробности, но Татьяна Егоровна придумала на ходу историю о соседке, у которой пропала породистая собачка.
Сыщик берется за дело
– Антон Владимирович, частный детектив? Телефон мне дала Наталья Васильевна, ваша клиентка. Вы недавно помогли ей с квартирой. Помните? Теперь мне тоже нужна ваша помощь. Полиция? Нет, в полицию обращаться не хочу, это деликатное семейное дело. Нам надо встретиться, это не телефонный разговор. Да, я смогу к вам завтра приехать.
Записав адрес детективного агентства, она стала размышлять, правильно ли поступила. Может, бог с ней, с этой побрякушкой. Может, она чересчур мнительная и чересчур трепетно относится ко всяким талисманам? Но ведь помогала бабушкина реликвия, ещё как помогала. И матери, Марии Алексеевне, хотя та была комсомолкой, атеисткой и ни во что такое не верила. И самой Татьяне Егоровне удачу приносила, кто бы что ни говорил. Выжили ведь с мужем в трудные годы, детей вырастили, дом, вон какой, отгрохали. Нет, надо искать утерянную вещицу и денег на это не жалеть. Брошка – больше, чем реликвия, это семейный оберег на удачу.
Весь вечер она не находила себе места, прокручивая в голове неприятное событие. Вспоминала всех, кто мог залезть в шкатулку, которая хранилась в потайном месте, известном только членам семьи. Тайник надёжно был спрятан в задней стенке книжного шкафа. Надо было догадаться вынуть тяжеленные книги в нужном месте, найти ключик и только тогда открыть сейф.
Эту нишу сделал муж, когда перестраивали родовое гнездо – старый дедовский дом. Он там хранил накопления, не доверяя никаким банкам. Банки и обмануть могли, как это не раз случалось в девяностые.
В какое время пропала драгоценность, она тоже не могла вспомнить, потому что крайне редко заглядывала в тайник. Но на днях в интернете увидела картинку с похожей штучкой, которую продавали на аукционе за очень большие деньги. Накатили ностальгические воспоминания, и она решила посмотреть своё украшение. Татьяна Егоровна вынула книги с полки, открыла потайную дверцу, достала шкатулку и пришла в ужас…
***
Следующим утром она уже сидела в офисе частного детектива и рассказывала ему о пропаже, то и дело смахивая слёзы. Детектив Антон Владимирович, молодой человек приятной наружности, взволнованную речь клиентки записывал на диктофон и что-то помечал в своём блокнотике:
– Значит, никто кроме своих, не знал о реликвии. И вы не помните, когда она пропала? И даже не можете предположить, кто во время пропажи был в доме?
– Совершенно верно, когда, кто, где…, не могу предположить.
– Кто в последнее время навещал вас, это-то вы можете вспомнить?
– Это могу, чай, не столетняя бабка, – Татьяну Егоровну задел вопрос детектива, и она с нескрываемым раздражением ответила: «Были все свои, никого чужих я в дом не приглашаю. Приезжали мои дети с внуками. Летом все гостят в деревне, когда поспевают ягоды. Сын Александр с гражданской женой Ингой и её дочкой, дочь Марианна с моим внуком. Зять не приехал, сказал, много работы. Но я давно подозреваю, что у них нелады в семье, – она с сожалением махнула рукой, вспомнив зятя».
Сыщик, не обращая внимания на недовольство клиентки (церемонии ни к месту), продолжал расспрашивать:
– И вы не спрашивали у своих домочадцев, никто из них не влезал в тайник без вашего ведома?
– В том-то всё и дело, не спрашивала! Я
