Шрифт:
Закладка:
Даже если современный западный образ жизни априори самая пригодная для меня среда (причем в обоих смыслах – как внешнем, так и внутреннем), это не значит, что все зоны риска сводятся к тому, чтобы проплыть по Нилу, вдохнуть воздух Фукусимы, поспать в лесах Амазонки или пройти по Индии босыми ногами. В доисторические времена любая среда могла выступать зоной максимального риска, глобальным аллергенным фактором, грозящим заражением микробами и вирусами: не было ничего такого, что хоть немного напоминало бы правила хранения и продажи замороженных продуктов, европейские нормы гигиены, границы возможностей человеческого тела. Лично мне было бы весьма сложно выжить. Но это вовсе не мешает мне иногда захотеть вновь соприкоснуться с истоками, опять почувствовать вкус опасности, умышленно зайти в зоны риска, – а когда огонь в желудке наконец погаснет, сказать себе: ну вот, на этот раз мы выжили.
(2) Согласно статистическим данным, 3 – вот показатель суммарного коэффициента рождаемости в Тувалу, полинезийском архипелаге в Индийском океане, или на острове Новая Гвинея, который расположен в той же части земного шара, но западнее; при этом тот же показатель для Парижа, если не выходить за пределы города, лишь 1,54. Выходит, иметь троих детей – это образ действий (жизни, мышления) скорее полинезийский, нежели парижский.
Однажды воскресным утречком, увидев себя с моими тремя детьми в хвосте диаграммы по Парижу, а впереди – пары с одним, максимум двумя ребятишками, я сказал себе: Мы – полинезийцы. А кстати, надо бы именно так и представляться – это бы сразу объясняло столь неупорядоченное излишество детей.
(3) Остров Холланд, расположенный в Чесапикском заливе в штате Мэриленд, медленно погружается в море. Названный по имени своего собственника, купившего его в 1600 году, этот остров когда-то был процветающим местечком. Там проживало около трехсот шестидесяти обитателей и было семьдесят построек: жилые дома, торговые лавки, школа, особняк врача, общежитие, почтовое отделение, церковь; была даже бейсбольная команда, которая перемещалась на корабле, чтобы поучаствовать в матчах. Там занимались рыболовством, ловили крабов, собирали устриц.
Когда в 1914 году целые участки берега оказались затоплены, жители проявили первые признаки беспокойства. Они вынуждены сплотиться, привезти с континента камни, дабы построить запруды, волнорезы, затопить корабли, чтобы смягчить силу приливов, – но тщетно. Им неведомо, что почва состоит из грязи и прибрежной тины ледникового периода, образованной таянием ледников, и берега здесь чувствительнее, чем в других местах, к эрозии, ветру, волнам. По ночам жителям слышно, как в море с грохотом отваливаются большие куски земли. Кое-кто решается разобрать свои дома, чтобы потом перенести их на континент, другие продолжают надеяться и остаются. Но тропический ураган 1918 года повреждает церковь. С острова уезжает последняя семья, теперь сносят и церковь, строя новую в 1922 году в Фейрмаунте. Остров временно заселяется людьми на период рыбной ловли, но все остальное время он пуст, постройки приходят в запустение, постепенно уступая распаду и разрушению, как и два островных кладбища. На одном из них находится могила Эффи Ли Уилсон – она в нескольких метрах от ее родного дома. На надгробной плите, разбитой проросшим сквозь нее деревом, начертана следующая надпись:
Памяти Эффи Л. Уилсон
Дочери Джона У. и Анны Э. Уилсон
Родилась 16 янв. 1880. Умерла 12 окт. 1893
В возрасте 13 лет, 8 месяцев и 27 дней
Forget те not, is all I ask
I could not ask for more,
Than to be cherished by my friends
So loving and so dear.
Dearest Effie, thou hast left us,
And our loss we deeply feel.
But tis God that has bereft us
He will all our sorrows heal[8].
Проходит много лет, и вот один человек обнаруживает эту могилу, читает слова Forget те not, is all I ask и решает откликнуться на них. Его зовут Стивен Уайт, он лодочник и пастор методистской церкви. Реализовать призыв девочки, сделать нечто подтверждающее, что она не забыта, становится для него наваждением. В 1995 году он перекупает все, что осталось от острова, за 70000 долларов, там только один-единственный пригодный для жизни дом в викторианском стиле постройки 1888 года. Вместе с женой они впрягаются в работу – надо укрепить берега, построить деревянные волнорезы, почти сразу же смытые, ставить защиту из мешков с песком, которые лопаются, и их уносит в океан; он приказывает доставить двадцать три тонны строительного камня, машины для земляных работ, чтобы воздвигнуть дамбы, – но тщетно. Пятнадцать лет жизни, средства и здоровье он жертвует на спасение острова от поглощения и от подъема уровня воды, вызванного климатическим потеплением, вдохновленный примером Тополя – другого острова в этом заливе, где тот же феномен удается преградить плотиной. Но у него нет ни помощи инженеров из армии США, ни их раздутого бюджета (667 миллионов на Тополь против его 150000 долларов); после каждого налетевшего шквального ветра с северо-запада он теряет немного земли, в 2003 году ураган «Изабель» валит половину деревьев, волны врываются к нему прямо в дом, площадь земли сокращается с 0,65 км2 в 1914-м до 0,32 км2 в 2005-м. В конце концов в 2010 году его дом рухнул в воды залива, которым уже случалось затапливать весь остров целиком, как это вскоре и произойдет окончательно. Он сделал все, что смог, в этом смысле он сдержал слово, не в силах сделать больше, и в то же время не сдержал его – поскольку это было невозможно.
Он перепродает остров некоему дельцу из Техаса, остров, который на глазах исчезает вместе с могилой Эффи Ли Уилсон, которую снова обнаружат через сотни лет как археологическую деталь, как найденный под водой фрагмент, и будут расшифровывать эпитафию, развалившуюся на кусочки с налипшими на них кораллами и ракушками; и вместе с ней воскреснет и частичка острова Холланд, нашедшая приют в точке океана с координатами: 38°7’44”N, 76°5’20”W. И на других островах, которым грозит исчезновение, как в
