прямо заявил — Ронану следует благодарить святого Иеронима за то, что среди прислуги, кажется, нет жертв. А значит — ему не придется нести ответственность. Он не только не воспротивился отправке в сторону поместья толпы народу, включая фальшивого баронета и вздорную женщину, которая не один год была посмешищем всей столицы.

Он заявил, что присутствие этих людей необходимо.

Благоприятным было лишь одно обстоятельство: дорогу, на которую в обычное время требовалось два с лишним дня, они должны были преодолеть к нынешнему закату. Правда, способ для этого предназначался прескверный. И вызывающий негодование у всякого мало-мальски приличного здравомыслящего человека.

С горечью Ронан осознал, что единственным приличным и здравомыслящим человеком в собравшейся — помилуй святой Иероним! — компании был он.

Агнес к моменту отправки заявилась в таком виде, словно заранее знала, что за дорога им предстоит. Платье из грубого темно-синего, почти черного, сукна, похожее на амазонку. Но юбка! Вроде бы приличной длины сзади — но спереди возмутительно оголяющая ноги, затянутые узкими брюками того же цвета. Грубые мужские сапоги — словно у заправского солдафона! В руках — саквояж, как у коммивояжера. Еще одно зло последних десятилетий.

Журналюга-баронет — чтоб ему икалось и в жизни, и в посмертии — тоже вырядился так, что смотреть противно. Какой-то неприлично обтягивающий костюм из скверно выделанной грубой кожи и такой же шлем.

Увидев Агнес, прохвост моментально оживился, кинулся изображать церемониальный поклон. Тьфу ты!

У него что, на нее виды? Не иначе — рассчитывает поправить свое чахлое купленное баронетство удачным браком. Эх, знал бы он, с кем связывается…

Ронан вспомнил свое сватовство к Агнес двенадцать лет назад. Все-таки его хранил святой Иероним! Хотя как — хранил. Женился-то он в конечном счете на подружке Агнес! Фионе… и не мог теперь сказать, что выбрал нечто лучшее, чем изначально. Или такова женская природа — превращаться с возрастом в фурий? Страшно представить, что и его Далия года через три-четыре сделается такой же.

Творец, о чем он только думает.

— Все собрались? — зычно осведомился эсквайр Гото. Бросил колючий взгляд на Ронана. — Прекрасно. Выдвигаемся немедленно — и так уже почти полдень. Доберемся впотьмах…

Вот как. Ронан поморщился. Он-то рассчитывал к закату уже увидеть свое поместье. Вернее, то, что от него осталось.

Несносный газетчик протянул Агнес такую же куртку и шлем, что были надеты на него самого. Гото экипировался так же.

И Ронан заподозрил, что напрасно оделся, как приличный человек. Перелет по воздуху на экзотических нездешних тварях явно был особым случаем, который позволял пренебречь приличиями.

Жаль, что он слишком поздно это понял.

Когда на широкий двор позади Управления розыска и расследований вывели громадных тварей с кожистыми, точно у летучих мышей, крыльями, Ронан испытал оторопь. Да что там — противный холод продрал до костей, хотя на улице царил жаркий полдень. И двор заливали солнечные лучи.

Громадные лысые морды — не то как у змей, не то как у ящериц. Покрытые жесткой бледной серовато-коричневой кожей тела с мощными лапами и хвостами. Костяные гребни, тянущиеся от самых носов и до кончиков длинных гибких хвостов. Клыки и когти, способные устрашить любого волка или горную гиену.

На спинах тварей размещались двух- и трехместные седла с корзинами под вещи и снаряжение. Саквояж Агнес немедля перекочевал в одну из этих корзин.

Газетчик лихо запрыгнул в седло одной из жутких зверюг и протянул руку сумасшедшей женщине. Та заскочила следом, устроилась за его спиной. Принялась пристегиваться широкими кожаными ремнями, управляясь с ними так сноровисто, словно это было для нее не впервой. А что, он бы не удивился. Слыхал он о том, что вытворяла эта особа после того, как вышла из обители Милосердия, где якобы лечила разбитое сердце после разрыва их помолвки!

— Ваша светлость, — сумрачно обратился к нему Гото. — Я не могу рисковать жизнью барона, а потому вы летите со мной. Никому другому я не имею права вас доверить. Прошу, — он указал на одну из громадных ящериц с крыльями.

— Мне, — голос сел, так что Ронану пришлось откашляться. — Я должен сесть на второе сиденье, верно?

— Вы совершенно правы, ваша светлость. Я имею опыт управления крыланами. Или у вас тоже есть такой опыт, и вы желаете взять поводья в руки?

Ронан кинул взгляд на перчатки из толстой кожи, закрывавшие руки эсквайра едва не по локоть.

— Благодарю, — сдержанно отозвался он. — Предпочту довериться профессионалу. Не хочу создавать… лишние затруднения.

— Вы — мужественный человек, — одобрительно кивнул Гото. — Прошу!

Ронан, стараясь не выдавать, как трясутся у него колени, подошел к твари и вскарабкался ей на спину. Хотел сделать это легко и непринужденно — так же, как привык запрыгивать на лошадь. Но получилось неуклюже, с неловким ерзаньем и кряхтением. Пару раз он едва не сорвался, взбираясь — так что эсквайру приходилось придерживать его под локоток. Как барышню, квадратный демон его подери!

После того, как Ронан уселся, Гото еще и пристегивал его — потому что сам барон в первые же секунды безнадежно запутался в ремнях и застежках.

Гото предоставил ему разве что застегнуть шлем самостоятельно и надвинуть на глаза странные очки, закрывающие глаза со всех сторон и прижимающие их к лицу широкими ремнями.

— Если пожелаете блевать, ваша светлость, откидывайтесь максимально назад наклоняйтесь на левую сторону! — проинструктировал он Ронана напоследок.

Наконец все расселись. Гото вывел своего зверя на середину двора и поднял его на воздух первым.

Глава 2

У Ронана захватило дух.

Чудовищные крылья расправились прямо под его ногами, окатив его мощными порывами ветра. А спустя миг сумрачные здания, окружавшие двор, дружно качнулись. И камни, мостившие его, поплыли прочь.

Сколь бы скверно ни было видно сквозь стекла очков, сколь бы сильно ни давили ремни на кожу, тоже мешая видеть — но зрелище того, как уплывает под ноги двор и здания вокруг него, вызвало трепет. Вот ушел вниз широкий двор, с которого они взлетели. А спустя пару мгновений барон увидел крыши. Еще взмах могучих крыльев, порождающий пронизывающий ветер — и внизу поплыл стремительно удаляющийся город.

Здания делались все меньше. Вот проплыла рыночная площадь — громадная клякса, расплывшаяся среди домов. Здание театра — удивительно маленькое с высоты.

Мельком барон приметил и свой особняк вдалеке. А потом мелькнула городская стена и потянулись зеленые предместья. Сады, поля, огороды. Прудики,