Его взгляд заскользил по дощечкам с названиями блюд на стене. Каждую из дощечек хозяин лапшевни расписывал кистью вручную. Как всегда, при взгляде на этот убористый почерк Сэнтаро вспоминал свою мать.

— А ведь эта бабуля, считай, ее ровесница… — невольно добавил он, вспоминая картинку из детства — низенький письменный стол и склоненную спину матери, искусно выводящей иероглифы очередного письма.

Обычно на этом видении он одергивал себя — и переключался на мысли о чем-нибудь другом. Все равно его матушки давно уже нет в живых, да и с отцом он не встречался лет десять. Но сегодня проклятые воспоминания исчезать не хотели. Перед глазами вновь и вновь проплывал образ матери, учившей его читать и писать.

— Дьявол… — вырвалось с сивушным привкусом изо рта.

Никогда не знаешь, куда жизнь заведет, вздохнул Сэнтаро. В детстве он мечтал стать писателем. А что в итоге? Когда вышел из-за решетки, мама была уже на том свете. И вот уже несколько лет он занимается тем, чего когда-то и представить себе не мог: с утра до вечера, танцуя перед грилем, жарит чертовы дораяки.

Он подлил в чашечку еще сакэ, выпил залпом до дна. Словно пытаясь растворить горечь, окутавшую язык.

Мама из детских воспоминаний… Обычно ее речь была мягкой, но терзавшие сердце страхи и беспокойство то и дело прорывались наружу. Частенько она спорила с отцом, а после очередных сражений с родственниками плакала или даже выла в голос. Эти постоянные срывы пугали маленького Сэнтаро, и он просто мечтал о том, чтобы на столе всегда было что-нибудь сладкое. Ибо настоящий покой в душе у мамы наступал, лишь когда она лакомилась лепешками мандзю[4] или какими-нибудь пирожными. Больше всего он любил минуты, когда мама с улыбкой приговаривала:

— Мм… Как вкусно, правда, Сэн?

Интересно, что бы она сказала, угости он ее цубуаном от Токуэ-сан? И какое выражение было бы на ее лице?

Но если так — может, оценили бы и другие? А ему самому это стоило бы…

— Двести иен в час? — усмехнулся он себе под нос.

Если бабуля готова работать за такие гроши, так что ж… Объявление о подработке он повесил не потому, что зашивался с работой в одиночку. Все куда проще. С жареными лепешками словом не перекинешься. Вот и захотелось, чтобы рядом на кухне находился кто-нибудь еще.

Но неужто она и впрямь согласится на двести?

Захмелевший мозг уже сам, не спросясь, произвел несложные вычисления. Платить старушке сумму, которую она сама же и предложила, — почти то же, что нанять ее без оплаты. Но за это он получит потрясающего качества цубуан, который здорово поднимет его продажи. Что позволит ему увеличить ежемесячные выплаты — и приблизит день, когда он наконец вылезет из долговой ямы!

Вот только… Рука его с чашечкой сакэ вдруг застыла в воздухе.

Как быть с ее пальцами? Что ни говори, а смотреть на них неприятно. Не распугают ли они всех его покупателей?

И тут его осенило. Так может, задействовать ее только для изготовления начинки?

— Ну конечно! — поддакнул он сам себе.

Пускай Токуэ-сан готовит на кухне бобовую пасту — и все. Может, ему удастся слямзить ее ноу-хау? А через месяц-два старушка так устанет, что уволится сама. В ее-то годы!

— А вот перед клиентом маячить не стоит! — брякнул он вслух.

Хозяин лапшевни, принимавший заказ у клиента за соседним столиком, обернулся и пристально посмотрел на него.

Спохватившись, Сэнтаро поднял чашечку.

— Еще сакэ! — потребовал он.

Глава 4

Прошло несколько дней.

Сэнтаро поднял взгляд от жаровни. Старушка в белой шляпе стояла перед сакурой и приветливо улыбалась ему.

— Добрый день! — сказал он первым.

Вместо ответа она рассмеялась — так, что он увидал ее зубы, — и, покачиваясь при каждом шаге, заковыляла к нему.

— Я смотрю, лепестки уже облетели?

— И не говорите… — согласился он, посмотрев на дерево.

— Значит, пора любоваться листвой!

— Листвой?

— О да, сейчас она в самой красе… Взгляните, вон там!..

Он проследил за ее рукой. На самой верхушке кроны уже трепетали первые листья.

— Так и машут вам зелеными ладошками!

И правда, подумал Сэнтаро. Едва распустившиеся листочки, дрожащие под легким ветром, напоминали детские ручонки. Не найдя что ответить, он хмыкнул в знак согласия — и снова посмотрел на нее.

— Токуэ-сан!

— Что?

— Ваш цубуан — настоящий деликатес!

— А-а? — оживилась старушка. — Значит, попробовали?

— Да… Ну и как? Пойдете ко мне в помощницы?

— Что-что? — Удивленно вытянув шею, Токуэ-сан уставилась на Сэнтаро.

— Согласны готовить такой цубуан для меня?

— Конечно… Так вы серьезно?

— Но только саму пасту. С клиентами общаться не нужно.

— Вот как?

Она продолжала смотреть на него не моргая. Пауза явно затягивалась. Спохватившись, он пригласил ее внутрь, за барную стойку.

Войдя в лавочку, Токуэ-сан уселась на табурет, сняла шляпу. Сквозь седину ее жиденьких волос проглядывал скальп.

— А котел поднять сможете? Он очень тяжелый!

— Когда будет нужно, поднимете вы.

— Н-ну… тоже верно! — хмыкнул он. И посмотрел на ее руки. Специально сложенные так, чтобы скрыть кривизну пальцев.

— А венчик для теста удержите?

— О да.

— Вы уж простите, но… что у вас с руками?

— Ах, это…

Она машинально стиснула кулачки. Силы в этих руках, похоже, и правда еще хватало.

— В молодости я болела. Это побочный эффект. Навредить никому не может, но некоторых пугает…

— Поэтому ваша задача — готовить начинку, и все.

— То есть… я правда могу работать?

Токуэ-сан привстала с табурета и робко улыбнулась. При этом ее левая щека осталась недвижной — так, словно за эту щеку вставили какую-то искусственную пластину. Видимо, та же напасть поразила и ее левый глаз, предположил Сэнтаро.

— Да, можете.

— И… как же