Я помню, как впервые увидела эти изображения. Кровь, насилие, и бессмысленность всего этого. Это потрясло меня до глубины души. Но вместо того, чтобы отвернуться, я обнаружила, что меня тянет к этому. Не из болезненного любопытства, а из потребности понять, найти способ внести некое подобие справедливости в этот хаос.

Сейчас, когда я смотрю на стену, я чувствую тяжесть всех этих жизней, всех этих историй. Каждая фотография, каждый рапорт — это жизнь, которой коснулась тьма. Жизнь, которая в некотором роде отражает мою собственную внутреннюю борьбу. Эта мысль отрезвляет и мотивирует одновременно.

Я снова смотрю на планшет, пытаясь собрать воедино эту головоломку. Я могу сказать, что отсутствие подробностей — это способ защитить себя, но это также означает, что тайна остается окутанной тенями, что побуждает меня пролить на нее свет.

Я быстро понимаю, что у меня есть два варианта: Я могу проигнорировать то, что нашла, и списать это на гиперактивное воображение, сосредоточившись на текущих делах, которыми я занимаюсь в качестве детектива. Или я могу глубже погрузиться в эту тайну, надеясь обнаружить что-то, что может предотвратить новые трагедии и, возможно, помочь обрести то настоящее чувство справедливости, которое, кажется, всегда находит моя мать, когда завершает дело.

Я могла бы помочь этим людям. По-настоящему помочь им и, возможно, на этот раз добиться реального правосудия для этих жертв.

Выбор последнего варианта кажется правильным, несмотря на охватившую меня усталость.

Поэтому, даже когда мои глаза угрожают закрыться, я начинаю собирать информацию из блога. Все, что я могу найти сама, чего, как выясняется, не так уж много. Это утомительная и кропотливая работа, но именно она всегда приносила мне ощущение цели. Поместив все, что я собрала, в защищенное электронное письмо, я отправляю его своим родителям, а также моему дяде Максу.

Еще до моего рождения мои родители вместе со своими друзьями руководили организацией, которая боролась с коррупцией и теми, кто отнимает жизни невинных людей. Дядя Макс на самом деле не наш дядя, а еще один из их друзей и ИТ-гений. И если кто-то и сможет найти детали, которые я не смогла увидеть, то это он.

Не имея возможности определить, откуда ведется блог, я даже не могу проверить, занимаются ли этим местные правоохранительные органы и насколько масштабно это дело. Все ли эти убийства совершены одним и тем же человеком, серийным убийцей, или это просто разные инциденты в коррумпированном городе, о котором упоминает автор блога?

Возможно, это уже попало в поле зрения местной полиции, и если это так, то замечательно. Они смогут разгадать эту тайну. А если нет, то мои родители могут послать туда команду, чтобы разобраться с этим.

Взглянув на время, я вижу, что уже почти полночь. Мои конечности отяжелели от того, какими тяжелыми были последние несколько дней. Дело, которое я только что закончила, заставило меня преследовать мудака-садиста по имени Эдди Сойер. Дело должно было быть простым, как только мы определили его как главного подозреваемого, оно должно было быстро завершиться. Но потом он решил попытаться сбежать. Нам потребовалось два дня круглосуточной работы, чтобы выследить его.

Когда я нашла его в переулке после того, как местная мясная лавка сообщила нам о его местонахождении, я была вне себя от ярости. Часть меня была счастлива, когда он решил попытаться напасть на меня с мясницким ножом. Стрельба в него, вероятно, не должна была вызывать у меня такого восторга, который вызвала, но я уже давно не утверждаю, что я нормальная. Странно, что злость и разочарование, которые, казалось, только нарастали и нарастали на протяжении всего дела, стали вытекать из меня так же быстро, как кровь из его раны на груди.

Прилив адреналина от расправы с Эдди, и от вида его крови, растекающейся по земле под его мертвым телом, заставил меня почувствовать себя одновременно возбужденной и опустошенной. В тишине моего офиса реальность того, что я делаю и кто я такая, накрывают меня тяжелым одеялом. Тени на стене, кажется, шепчут те же сомнения, которые закрадываются в мой разум в эти тихие моменты. Что тьма — это все, чем я являюсь, что все они заслуживают смерти за то, что они сделали, а я — ее инструмент. Я — оружие, которым тьма мстит за загубленные души, и никто никогда не сможет полюбить меня за это.

Откинувшись на спинку стула, я глубоко вздыхаю и на мгновение закрываю глаза, меня накрывает усталость. Лица жертв и их семей мелькают перед моими веками, как суровое напоминание о том, почему я делаю то, что я делаю. Нет, это не все, чем я являюсь. Тьма может быть похоронена глубоко внутри меня, но во мне так же есть свет, который направляет мою руку. И именно этот свет заставляет меня продолжать идти вперед, продолжать бороться, даже когда шансы кажутся недостижимыми.

Тихий писк моего планшета нарушает тишину. Это ответ от дяди Макса, гораздо более быстрый, чем я ожидала. Он краткий, но обнадеживает.

ДЯДЯ МАКС

Понял. Я разберусь с этим и скоро перезвоню. Будь в безопасности.

Я слабо улыбаюсь его словам. Будь в безопасности. Это то, что всегда говорит моя семья, прекрасно понимающая, что безопасность — это роскошь, которую мы не всегда можем себе позволить. Но важна сама мысль, напоминание о том, что мы не одиноки в этой борьбе.

Я убираю планшет и наклоняюсь, чтобы выключить лампу на столе. Движение за окном заставляет меня на мгновение остановиться в темноте, мое тело замирает, и я пристально смотрю на окружающий участок и лес, который примыкает к земле моих родителей.

Когда мы с сестрой выросли, наши родители построили для нас небольшие домики на их земле, чтобы у нас было свое пространство, где мы могли бы делать все, что захотим. Мне понравилось, что они построили их ближе к деревьям, потому что это навевало так много хороших воспоминаний о нас Шоной. К тому же я могу видеть ее домик из своего окна, и это всегда приносило мне чувство комфорта.

Свет в ее домике выключен, так что я могу только предположить, что она уже спит или тусуется в ночном клубе, проводя очередную беззаботную ночь. Больше я не вижу ничего необычного, никакого движения. Я не спеша оглядываю пространство, всматриваюсь в тени, поскольку ощущение, что за мной кто-то наблюдает, заставляет мое сердце биться быстрее. Но я ничего не