развитие событий. Допустим, Верховный Совет СССР даст свое согласие на привлечение Гдляна и Иванова к ответственности. Илюхин тут же арестует их и на полтора года отправит в следственный изолятор. …если бы я не сомневался в объективности следствия, прокурорского надзора и суда, я, может быть, при голосовании на Верховном Совете и нажал бы кнопку за дачу согласия на привлечение Гдляна и Иванова к ответственности. Но, простите, наказывать двух простых и, кстати, не самых худших следователей за все грехи нашей правоохранительной системы? Почти не вызывает сомнений то, что группе Гдляна поначалу оказывалось чье-то высокое покровительство. В его распоряжении был даже боевой вертолет. Это о чем-то говорит. Но это покровительство продолжалось до определенного рубежа. А потом им сказали: „Стоп, мальчики. Вы свое дело сделали, вам пора уходить“. А „мальчики“ уходить не захотели. Вот и результат» – старший советник юстиции, следователь по особо важным делам (раскрыл убийства, совершенные маньяком Михасевичем), народный депутат Н. Игнатович («Круглый стол» газеты «Аргументы и Факты» с членами депутатской комиссии «Что ждет Гдляна и Иванова?»). Не дошли до суда и тихо были прекращены уголовные дела против следователей бригады. Но урок для всех следователей страны был дан показательный.

А с принятием в 2001 году нового УПК РФ с самостоятельностью следствия было покончено окончательно уже на законодательном уровне: оставив самостоятельность при предъявлении обвинения, им запретили даже возбуждать уголовные дела и приступать к расследованию без санкции прокурора. Следователей, возбудивших дела до получения этой санкции, привлекали к уголовной ответственности. Фактически следователю отказали в праве устанавливать «достаточные данные, указывающие на признаки преступления» и поставили под сомнение его компетентность, установленную этим же законом!

Пресловутое «согласование», неизбежно формальное по своему характеру, влекло бессмысленную потерю времени и, фактически препятствовало расследованию «по горячим следам». Вместо проведения неотложных следственных действий следователь получал от свидетелей и потерпевших объяснения «для прокурора», и выезжал к нему с места происшествия для получения «незамедлительного» согласия на возбуждение уголовного дела. Лишь после этого он получал возможность производства допроса. Посещение прокурора на российских просторах требовало преодоления иногда более сотни километров. А в отдельных регионах сообщение осуществляется летом теплоходом, а во время распутицы только вертолетом. А ведь отложенные даже на несколько часов допрос, выемка и обыск, часто оказываются безрезультатными. Подсчитать ущерб, причиненный пролоббированной прокуратурой нормы закона в компенсацию изъятия из ее компетенции ареста, просто невозможно.

Чтобы не выглядеть умствующим брюзгой, процитирую официальное мнение руководителя следствия весьма высокого уровня: «О какой оперативности в раскрытии преступлений и расследовании уголовных дел может идти речь, если следственные подразделения России расположены так, что до ближайших прокуроров и судов от 10 до 600 километров? Следователи оказались фактически лишенными возможности раскрывать преступления по горячим следам, то есть в течение первых суток. Сегодняшний порядок возбуждения уголовного дела не позволяет следователю задержать человека по подозрению в совершении преступления. Например, вора, застигнутого владельцами квартиры в момент кражи. Нельзя допросить потерпевшего человека, которому нанесены раны, от которых он может умереть. Не секрет, что согласие прокурора следователь получает, как правило, утром следующего рабочего дня» («Российская газета» от 10.08.2006 «Прокурор временно не доступен», заместитель начальника Следственного Комитета при МВД РФ Б. Гаврилов). «В течение пяти лет существовала ничем не оправданная монополия прокурора давать согласие на возбуждение уголовного дела следователю и дознавателю. Все попытки изменить такой порядок наталкивались на жесточайшее сопротивление. В конце концов разум все же возобладал – вредный институт приказал долго жить. При этом парадоксальной выглядит ситуация, когда прокурор возбудить уголовное дело не в праве, но наделен правом отменить постановление о возбуждении уголовного дела» («Российская газета» от 18.05.2011 «От кого не зависит прокурор»).

Лишь после смены руководства Генпрокуратура согласилась с тем, что эту норму можно отменить – «она уже сделала свое дело». Да, за пять лет действия она превратила следователя из центральной фигуры досудебного производства в чиновника, ничего не решающего без официального (и неофициального) согласования, послушно выполняющего и лишь процессуально оформляющего указания начальника следственного отдела и прокурора. И после отмены этой абсурдной нормы самостоятельность следствия осталась декларацией, а волокита стала нормой. Следователи элитного Следственного комитета сейчас ждут, когда полиция по сообщению о преступлении проведет проверку, получит объяснения и передаст материал по подследственности. После просмотра материала они также получают объяснения от участников происшествия и свидетелей, и пишут рапорта об обнаружении признаков преступления собственному начальнику. И лишь после его соответствующей визы приступают к расследованию. Несколько часов тратятся на все те же формальные согласования, ведь абсурдная по существу норма утратила силу лишь частично. А потом следствие уже проводится «незамедлительно», то есть ночью, так как следственные действия становятся «не терпящими отлагательства». А ведь еще недавно следователи прокуратуры действительно немедленно выезжали на сообщения о совершении преступлений их подследственности (и на все обнаружения трупов) и, убедившись в наличии состава преступления, без всяких согласований возбуждали дела и приступали к расследованию, включая задержание подозреваемого. И именно они определяли не терпящую отлагательства необходимость проведения следственных действий ночью. И в полном соответствии с процессуальным законом проводились они исключительно редко. И без этого приходилось работать по 12—14 часов, пока не будут установлены и зафиксированы все доступные на момент возбуждения дела доказательства.

Введение особого порядка рассмотрения дела судом – фактически без какой-либо проверки доказательств, привело к ухудшению качества следствия. Не веря в объективность расследования и убежденный в неизбежности осуждения, в надежде на условное наказание или в его существенном снижении, подозреваемый дает нужные для этого показания, и покорно полностью признаёт все, написанное в постановлении о привлечении в качестве обвиняемого. Не случайно было принято законодательное запрещение особого порядка при совершении тяжких преступлений.

Не способствует качеству расследования и особый порядок принятия судебного решения при заключении досудебного соглашения о сотрудничестве. Достоверность полученных в этом случае нужных для раскрытия «висяка» показаний под сомнение не ставится, версии оговора не проверяются либо проверяются формально. Нередко, чтобы получить скидку в наказании, обвиняемые в рамках сделки принимаются оговаривать других людей. А приговор в отношении человека, заключившего сделку со следствием, становится «железным» доказательством. Хотя в рамках упрощенной процедуры доказательства не исследуются, и человек может рассказать про других что угодно.

Следователи знают: все, что не укладывается в принятую истинной версию, все равно будет признано недопустимым или не относимым доказательством, а противоречащие обвинению показания, признаны данными «с целью уйти от уголовной ответственности». Даже в том случае, когда оспаривается необоснованная квалификация или только один квалифицирующий признак. И какой смысл собирать доказательства виновности, устранять противоречия? А любое проявление следователем просто здравого смысла, или даже точного исполнения закона, если оно приводит к улучшению положения обвиняемого, рассматривается через призму подозрений на предмет «коррупционной составляющей». Это привело к следующей неутешительной констатации: «К сожалению, качество предварительного расследования иногда оставляет желать лучшего. Следователи подписывают бумаги и даже не хотят собирать доказательства, которые бы объективно подтверждали вину соучастников. А упираются в показания того лица, которое признало вину и заключило сделку со следствием. Когда законодатель такую форму судопроизводства ввел, то, наверное, думал таким образом облегчить нагрузку следствия и судов. А на практике все получилось совсем по-другому» – Ольга Егорова, председатель Мосгорсуда («Российская газета» 25.11.2015).

К вопросу о профессионализме следователей. Принято считать аксиомой, что в Следственном комитете России работают только профессионалы высочайшего класса. Надо отметить, что для этого созданы все материальные и технические условия. Он должен был стать элитной и престижной следственной структурой. Стал ли он ей? Профессионалом в следствии невозможно стать менее чем за пять лет. Отмечу, что можно прослужить и 10—15 лет, и остаться ремесленником. Но выпускники вузов дела расследуют с первого дня работы. Приведу очень любопытное положение закона: «На должности следователей в исключительных случаях могут назначаться граждане, обучающиеся по образовательной программе высшего образования „Юриспруденция“, не менее половины срока получения образования и не имеющие академической задолженности» – часть 2 статьи 16 Федерального закона от 28 декабря 2016 года №504-ФЗ. То есть, следствие могут вести ушедшие с очной формы обучения студенты – троечники третьего курса! О чем