из таких «явок с повинной» мне пришлось выезжать в колонию. В явке коротко сообщалось о совершении ножом убийства таксиста, чья машина с его трупом на заднем сиденье была обнаружена в гаражном кооперативе. После попытки детализировать обстоятельства совершения убийства и подписи протокола допроса с «признательными показаниями», я сказал несовершеннолетнему подростку буквально следующее: «Ты не только не совершал этого убийства, но даже и не присутствовал на месте его совершения. Хочешь съездить в Балашов, чтобы родители передачу принесли?». Запомнились удивленные глаза адвоката – с такой реакцией следователя ему явно встречаться не приходилось. А расчет мальчишки оказался верен: прокурор обязал меня этапировать его в Балашов и провести проверку показаний на месте, где очевидный для меня самооговор был подтвержден и зафиксирован наглядно.

Интерес представляет механизм оформления «признаний» и придания им доказательственного значения, необходимого для осуждения. Проиллюстрирую это материалами конкретного дела, в нем я участвовал в качестве защитника. По этому делу вину в совершении одного убийства признавали два человека с интервалом в пять (!) лет. И ни один не был осужден.

В августе 2001 года в Балашове на территории головного конструкторского бюро обнаружен труп проживавшей в расположенном рядом доме пенсионерки с рубленными ранами головы и двойной петлей на шее из плоского ремня брезентовой ткани длиной 140 см. Смерть наступила от удушения, а рубленные раны могли быть нанесены обнаруженным в квартире топориком либо подобным ему оружием. В квартире была обнаружена пропажа телевизора марки «LG». По подозрению в убийстве был задержан племянник погибшей (розыск уверенно отрабатывал версию о совершении убийства хорошо известным погибшей лицом – соседи пояснили, что незнакомым и малознакомым она дверь не открывала). Кроме явки с повинной, он написал многостраничное заявление на имя прокурора с изложением обстоятельств совершения преступления с использованием топорика. На его джинсах были обнаружены следы крови одной группы с кровью погибшей. В явке с повинной он указал адрес и фамилию лица, кому сбыл телевизор. Однако, через сутки при допросе заявил, что «явку с повинной» написал в результате психологического воздействия сотрудников милиции, которые угрожали посадить его в «пресс-хату». Заявление на имя прокурора он написал также потому, что панически боялся сотрудников милиции, хотя физического насилия к нему не применялось. Таких пояснений следователю оказалось достаточным для его немедленного освобождения. А вот по указанному подозреваемым адресу следователь выехал лишь через две недели. Естественно оказалось, что никакого телевизора подозреваемый туда не привозил, а значит, и явка им была полностью вымышлена. Генетическая экспертиза для установления принадлежности крови на джинсах не назначалась. Ведь выводы эксперта о принадлежности крови именно убитой, а не её племяннику, объяснить «паническим страхом» невозможно. А такая экспертиза проводилась мною еще за четыре года до этого убийства и её результаты стали по делу неоспоримым доказательством. Дело было приостановлено «за не установлением лица, совершившего преступление». Профессионально выполнившие свою работу оперативники, осведомленные об истинных мотивах странного решения, искать мифического убийцу не стали.

О «висяке» вспомнили через пять лет, когда за совершение кражи был арестован ранее судимый и проживавший с погибшей в соседнем подъезде мужчина, причастность которого

к совершению убийства проверялась еще до задержания племянника и никакого подтверждения не нашла. В СИЗО пришли сотрудники уголовного розыска и предложили арестованному признаться в совершении убийства соседки. После естественного отказа, предложили подумать. Помогали «думать» сокамерники – били «аккуратно», так чтобы не оставлять следов. Требования признаться продолжались и в другой камере, куда он был переведен. Были и угрозы сделать «петухом», то есть применением сексуального насилия.

А оперативники обещали сделать убийство по неосторожности или при превышении необходимой обороны, за которое дадут не больше 2—3 лет, и присоединят лишь частично к сроку за кражу. А не согласится, то и за кражу «помогут» получить срок больше 7 лет, так как у него уже есть 5 лет условного осуждения.

Предложенная оперативниками «легенда» совершенством не страдала: он по просьбе соседки отремонтировал ей кран в ванной, собрался уходить, но в прихожей возникла ссора: выходившая во время ремонта бабушка обнаружила пропажу кошелька (она забыла куда его положила), обвинила в краже, порвала ему куртку и стала царапать лицо. Он стал её отталкивать, забыв про находящийся в руке разводной газовый ключ, и потеряв самообладание, нанес ей этим ключом несколько ударов по голове. Испугавшись, он вынес ее тело и перекинул его через забор. Более точные подробности не помнит, так как прошло много лет, и в тот момент он находился в сильном душевном волнении. Потом он вернулся в квартиру и совершил кражу телевизора.

Чтобы избежать дальнейших избиений и в надежде, что следствие во всем разберется им была написана «явка с повинной» по заданному сценарию. Следователю прокуратуры он сказал, что не совершал убийства, и его заставили её написать. Следователь только посмеялся, и дал ему прочитать и запомнить уже напечатанный текст более подробных обстоятельств, при которых он якобы совершил преступление. В развитие сценария о «неосторожном» убийстве было предложено очень оригинальное объяснение появления двойной петли на шее трупа: после ударов ключом по голове бабушка без сознания упала в кресло. А кресло мешало открыть входную дверь. Тогда он висевшим на вешалке брезентовым ремнем обмотал тело два раза вокруг предплечий бабушки и стал оттаскивать её вместе с креслом, повернувшись к ней спиной. Когда же повернулся, то увидел, что ремень сполз на шею и бабушка мертва.

Есть анекдот: «Приходит больной к доктору с забинтованной ногой. – Что у вас болит? – спрашивает доктор. – Голова, – отвечает больной. – А почему повязка на ноге? – Сползла…». По всей видимости, следователь его не знал. Анекдотичное сползание брезентового ремня с предплечий на шею при полной невозможности совершения описанных действий при длине ремня длиной в 140 см было положено им в основу обвинения в неосторожном убийстве. Были им допрошены и сокамерники, охотно подтвердившие то, что обвиняемый рассказывал им о совершенном преступлении. Но чем и как было совершено убийство, следователь в протоколах допросов не указал. В суде сокамерники это «вспомнить» и не пытались: «рассказчик» об этом не рассказывал, а они его не спрашивали – подробности им были не интересны…

Ему также предложили подтвердить показания в квартире убитой, показать на манекене свои действия и показать, куда вытащил труп. На заявление, что он понятия не имеет, куда был выброшен труп, следователь решил, что показывать это место ему предлагать не будет. Чтобы не возникало каких-либо осложнений, следователь сказал подозреваемому, что ему пригласят адвоката, с которым «все будет нормально», а от нанятого матерью адвоката нужно отказаться, чтобы он не мешал «сделать» неосторожное убийство.

С кражей телевизора ему предложили что-либо «придумать» самому. Придумывать он ничего не стал. Незадолго до убийства бабушки подозреваемый покупал машину и вынужден был продать приобретенный в том же году телевизор «LG». Продал вместе с паспортом и инструкцией, где были указана дата продажи и его фамилия. Он назвал следователю фамилию и адрес покупателя, рассчитывая на то, что его непричастность к краже и убийству подтвердится документами на телевизор. Он не мог предположить, что документы на телевизор следователь искать и изымать не будет, а в суде покупательница заявит, что их порвал двухлетний ребенок… Ну да, детям обычно дают поиграть документы на импортную бытовую технику, а порвать несколько страниц плотной мелованной бумаги, сделав их совершенно непригодными, двухлетнему малышу никаких проблем не составляет… Опознание телевизора не менее яркая страница этого дела. Подробнее о нем в главе «Опознание».

Была проведена и видеозапись «проверки» показаний, где «полностью признающий вину» обвиняемый изображал нанесение ударов разводным ключом по голове манекена, а затем обматывал его веревкой длиной в два с половиной метра (брезентовый ремень длиной в 140 см, изъятый по делу, куда-то исчез) и оттаскивал вместе с креслом от двери. А поскольку проводившему съёмку фигура подозреваемого закрывала обзор, момент «сползания» веревки с плеч на шею на записи виден быть не мог. При этом присутствовал выбранный и назначенный следователем адвокат, которому «легендой» задавание вопросов явно не предусматривалось… Этот же адвокат за 40 минут (время, указанное в протоколе) «путем личного прочтения без ограничения во времени» «ознакомился» с делом в 2 томах на 385 листах, и при этом в двенадцати (!) протоколах (шесть