Шрифт:
Закладка:
Боксерская перчатка стала заветным сувениром, потому что со временем Доминик вспоминал об отце так же, как человек вспоминает несколько сцен из непонятной пьесы, которую смотрел много лет назад, и поэтому не может понять, в чем заключалась сюжетная линия. Самым ранним воспоминанием было то, как однажды вечером боксер пришел домой, потрепал его по щеке, а затем, споткнувшись, пошел в ванную и проблеял, как младенец. Бомбежка из головы, заключил Доминик, по мере того как он и воспоминания становились старше.
Второе воспоминание было скорее последовательностью сцен, вероятно, относящихся к четвертому году обучения, 1951 году, когда после выхода отца из бункера им разрешили видеться по воскресеньям. Отец жил в нескольких кварталах от дома, у своих родителей, но после того, как Доминика высаживали, встречи обычно приводили в "Волшебный фонарь", шумный местный кабак, где чемпион армейского авиационного корпуса побеждал всех желающих, с голыми кулаками, за деньги и выпивку.
Доминик никогда не забудет, как отец сказал ему во время одного из таких поединков, что он предпочел бы жить с ним, но это невозможно, так как означает, что придется жить и с дядей Нино. "Он хочет, чтобы я делал то, против чего я выступаю, - сказал он.
"Например?"
"Некоторые вещи ты еще не можешь понять".
Зять Энтони и его отвергнутая жена пришли в ярость, узнав о "Волшебном фонаре", поэтому Доминик больше никогда не разговаривал со своим настоящим отцом. Боксер еще некоторое время жил по соседству, и иногда сын видел его проходящим мимо, но, как велели дядя Нино и мать Мари, переходил улицу и избегал его, словно тот болел ветрянкой.
Мальчик чувствовал себя ужасно, но его мама сказала, что жизнь иногда бывает ужасной. "Этот человек - чертов бездельник", - добавил дядя Нино, усаживая маленького бамбино себе на колено. "Теперь я о тебе позабочусь".
Очевидно, что Доминик был слишком бессилен, чтобы протестовать, и слишком невежественен в вопросах семейной истории, чтобы задуматься о том, правильное ли это направление для его жизни.
* * *
Антонино Гаджи появился на свет жарким летним вечером 1925 года. Он был третьим и последним ребенком Анджело и Мэри Гэджи, живших в холодном доме на Нижнем Ист-Сайде Манхэттена, в районе иммигрантских разборок. Со временем его имя стало Энтони, но его первоначальная форма дала ему прозвище - Нино.
Некоторые проспекты в Нижнем Ист-Сайде обозначались буквами, поэтому у района было прозвище "Алфавитный город". Гагги жили на Двенадцатой улице, рядом с авеню А и шумным центром района - Томпкинс-сквер-парком. Анджело Гагги, спокойный человек из Палермо, держал парикмахерскую. Его жена, обладавшая железным характером, была потогонной швеей и бросила работу, чтобы остаться дома с Нино и другими детьми - двухлетней Мари и годовалым Розарио, которого позже назвали Роем.
Это была тяжелая жизнь в тяжелом районе. Супруги хотели поскорее выбраться отсюда, но наступила Депрессия, и дела пошли еще хуже. Мужчины перестали так часто стричься, и Анджело уволил нанятых им парикмахеров. Как только маленький Нино стал способен, его отправили на работу подметать и полировать обувь мужчин, которым повезло с работой.
Из-за подозрительных кланов, сгрудившихся вместе, с общими тревогами, но разными языками и странными ритуалами, густые улицы всегда были полны разногласий. Дети практически в каждом квартале образовывали банды, известные как "мафии". Детям, у которых не хватало духу драться, везло, если они приходили в школу с деньгами на молоко.
В 1932 году семилетний Нино позировал для своей первой фотографии на Святом причастии в римско-католической церкви через дорогу; на снимке не было ни следов трусости на его лице, ни свидетельств проигранной битвы. Камера запечатлела удивительно красивого, абсолютно жесткого ребенка, который, казалось, обладал огромной дисциплиной. Это было доказательством того, что он унаследовал волевой характер своей матери.
С другой стороны, брат Нино Рой по внешности и поведению напоминал их отца - стройный мужчина с ярко выраженным адамовым яблоком и слабым подбородком. Сестра Нино Мари была чем-то средним - твердой и простой, как ее мать, но, как и ее отец, сдержанной и склонной смиряться с ситуацией.
Мэри Гаджи так поразила фотография Нино - он был таким мужественным мальчиком, что она потратила несколько скудных долларов и сделала из нее открытку, которую разослала родственникам. Поскольку мама его опекала, а Нино пользовался этим, сестра Нино считала его маменькиным сынком. От этого обвинения всегда набухала заметная вена слева от яремной ямки - по ее толщине люди определяли степень гнева маленького Нино.
Как и его сестра и брат, первые три класса Нино ходил в государственную школу, а затем перевелся в приходскую школу за церковью, расположенной напротив его дома. После уроков он подрабатывал в магазине отца и разносил цветы. К десяти годам он уже уверенно бродил по Нижнему Ист-Сайду и тусовался на Томпкинс-сквер, районной пьяцце на углу Авеню А и Десятой улицы.
Здесь орудовала самая жестокая банда Алфавитного города - мафия Десятой улицы; ее боссом был дикий тринадцатилетний Рокко Барбелла, свирепый боец, который на глазах у толпы в парке сражался с мальчишками постарше. Позже, под именем Рокки Грациано, он стал чемпионом мира по боксу в среднем весе.
Из этого района вышло много бойцов, но только Десятая улица породила двух чемпионов в среднем весе. Вторым был Джейк ЛаМотта, с которым Нино подружился до того, как Джейк, как и Рокко, был отправлен в исправительную школу. Профессиональное прозвище Джейка - "Бешеный бык" - передало всю ярость Алфавит-Сити.
Мафии объединялись по территориальному и этническому признаку, поэтому мальчишки с Двенадцатой улицы и Авеню А бегали с мальчишками с Десятой улицы. С помощью кулаков и палок мафия с Десятой улицы сражалась с мафией с Авеню Б, с мафией с Одиннадцатой улицы и со всеми, кто мог сделать умное замечание. Они воровали фрукты с тележек и вырезали конфеты из газетных киосков, а когда их хватали тогдашние полицейские, в основном ирландцы, наказание назначалось на улице.
Нино никогда не жаловался, что его официально избили, но у него кипела неприязнь к полицейским. Учитывая антикоповские настроения, царившие в магазине его отца, избиение не требовалось. Все официальные грабежи Сицилии на протяжении веков сделали презрение к властям сицилийской традицией. Проходя мимо полицейских на улице, Нино усмехался и ругался под нос.
Было очевидно, что полицейские действуют по двойному стандарту. Люди, заправлявшие в районе игорным бизнесом, ростовщичеством и фехтованием, действовали у всех на виду. Было очевидно, что "рэкетиры" преуспевают. Лаки Лучано, крупнейший гангстер Нью-Йорка, жил в доме на Авеню А.
