Шрифт:
Закладка:
– Антоний отправился на восток, в земли, где говорили на греческом, и в Египет. Там он наслаждался музыкой, цветами, вином и дионисийскими мистериями. Он командовал огромным флотом, а его жена Клеопатра была царицей Египта. Он…
– Разрушил себя и опозорил звание римлянина, – прервал рассказ Париса резкий голос.
Мы обернулись и увидели, что в дверях стоит муж тети, Силан. Он редко бывал дома, поэтому его неожиданное появление испугало нас вдвойне. Силан подошел ко мне, наклонился и посмотрел прямо в глаза:
– А теперь пусть Парис расскажет тебе всю историю. – Он вскинул голову и посмотрел на моего трясущегося от страха наставника. – Продолжай, Парис!
– Уф… у берегов Акция его флот сошелся в морской битве с флотом Октавиана Августа, и он потерпел поражение.
– Однако, вместо того чтобы упасть на меч, как поступил бы любой уважающий себя римский генерал, он бежал обратно в Египет, – подвел итог Силан. – Перед тем как переметнуться на восток, он женился на сестре Августа и оставил с ней двух прекрасных дочерей, Антонию Старшую и Антонию Младшую. Божественный Август и Марк Антоний оба твои предки. И никогда не забывай, что ты наследник Марка Антония – римлянина, а не развращенного и опозоренного грека.
Силан говорил с такой яростью в голосе, что я сразу кивнул, лишь бы он отвел от меня взгляд. Наконец Силан выпрямился и велел Парису вернуться к нашим обычным занятиям и выкинуть эту греческую чушь из головы.
В общем, все обошлось, а когда Силан удалился, я спросил Париса:
– Но что было с Антонием после возвращения в Египет?
– Август настиг его там, и он умер. Он похоронен в Египте, а не в Риме. Что ж, Египет – очень интересное место, там древние руины и громадные пирамиды, множество гробниц… Весьма неплохое место для вечного упокоения, – громко сказал Парис, а потом уже шепотом заметил: – У Антония в Египте были еще дети, Август привез их сюда и воспитал, как римлян.
– И они были хорошими римлянами?
– Насколько можно судить – да. Девочка выросла и стала царицей Мавритании, а ее сын уже потом вернулся в Рим. Он мог бы стать твоим кузеном[2].
– А что с ним случилось?
– Калигула приказал его казнить, потому что он осмелился появиться в присутствии императора в пурпурных одеждах. Теперь понимаешь, как тебе повезло, что он всего лишь выбросил тебя за борт? Да еще и позволил вытащить из воды, а потом только посмеялся.
* * *
Однажды тетя призвала меня к себе. Она держала на руках младенца и счастливо улыбалась, потом поставила его на пол. Малыш покачнулся и сделал несколько неуверенных шажков, при этом булькал и лепетал что-то бессвязное.
– Вот, теперь тебе есть с кем играть! – сообщила тетя, будто я мог играть с соплей, которая ни ходить, ни говорить толком не умеет. – Моя внучка Октавия!
То есть она решила, что мне лучше играть с этой мелкотней, чем с детьми-рабами? И что мне с ней делать?
Я наклонился, чтобы лучше разглядеть малышку. Она потянулась и вцепилась мне в волосы, а потом заплакала. Очень неприятное создание. Я выпрямился и только тогда заметил, что из-за плеча тети выглядывает женщина.
– Это твой маленький кузен? – спросила, выйдя вперед, незнакомка так, как будто и правда ожидала, что малышка ответит; когда же этого не произошло, обратилась ко мне: – О, маленький Луций, у тебя волосы вьются, как у всех в нашей семье! Это очень хорошо! У меня тоже.
Она немного взбила свои кудри.
– Знаешь, мы с тобой двоюродные родственники… то есть очень близкие!
Она наклонилась и поцеловала меня в обе щеки. Я сразу почувствовал аромат толченого корня ириса. Голос у нее был низкий и теплый.
– Я мама Октавии. Надеюсь, вы полюбите друг друга.
Тетя Лепида ревниво за нами наблюдала.
– Это моя дочь Мессалина, – представила она. – И хотя она замужем и сама уже мама, у вас разница всего в семнадцать лет.
– Как я вам завидую, – сказала Мессалина сладким и тягучим, как сироп, голосом. – Живете на природе… я так по этому скучаю.
– Она живет в Риме вместе с мужем Клавдием, – пояснила мне тетя. – Он брат твоего прославленного деда Германика.
– Наверное, очень старый, – ляпнул я.
– Если встретишь его, никогда так не говори! – рассмеялась Мессалина, и смех ее был столь же чарующий, как и голос.
Хоть я и был тогда совсем юным, сразу отметил про себя, что она не стала оспаривать мои слова.
– Так, значит, у нас гости… семьи? – спросил Силан, входя в комнату.
– Да, гости семьи, – проворковала Мессалина.
– Гости семьи – самые желанные гости, – заверил Силан.
Почему они все время упоминают семью? И почему всегда собранный и невозмутимый Силан вдруг так разволновался?
– Да, давно… очень давно вы нас не навещали. Но я понимаю, из Рима выбраться не так просто.
– Но и не так уж трудно, если очень захотеть, – сказала Мессалина и чуть подалась ему навстречу.
Это был лишь один шаг, такой маленький, что я его заметил только потому, что наши ступни оказались рядом.
– Уверен, Клавдий очень ценит твое присутствие, – сказал Силан и едва заметно попятился.
Почему эти взрослые двигаются как крабы, хоть и медленно? Тут Октавия завопила, появилась рабыня и взяла ее на руки.
– Давайте насладимся подогретым вином, – предложил Силан. – В эти дни нам так не хватает тепла.
Они вышли из комнаты, предоставив меня самому себе.
* * *
«Порядок» – любимое слово Силана, только вот поддерживать порядок в семье было очень сложно: из-за множества близкородственных браков казалось, что все друг другу родня. Одной из моих любимых комнат в доме тети была та, где стояли бюсты предков. Я часто и подолгу их разглядывал, так что внешность связалась с именем. Все они давно умерли, и я не мог с ними повстречаться, и в то же время они казались мне вполне живыми, как прочие родственники, ведь их имена постоянно всплывали в разговорах. Великий Германик, Антония Старшая, Марк Антоний, Октавия Младшая… Можно было подумать, что они живут где-то по соседству.
В этой тихой комнате, не знавшей смены времен года (зимой мраморные полы были теплыми, а летом – прохладными, но воздух всегда стоял одинаковый), главенствовали бюсты. Это было их маленькое царство. Все
