— Маленький, худенький, с веснушками. А волосики белые и очень-очень мягкие, как тополиный пух. Он в шортиках любит ходить.

Мальчиков в шортиках Рыжик и Варя никогда не видели, потому что зимой в Сибири носят теплую одежду.

— Нет, — сказали они.

— Если увидите мальчика Вову, скажите ему, что я тут его жду, — попросила Кепка.

— Хорошо, если увидим.

Всё шло к тому, что мальчиков и девочек в шортах варежки действительно могли увидеть. Пришла настоящая весна. Потеплело. Выросла травка. Рыжик увидел её впервые. До этого он всё тёплое время года спал вместе с братом и другими зимними вещами в большой уютной коробке в шкафу, видя во сне снег и лед. А тут трава. Сначала она была маленькой и тонкой, а потом очень быстро выросла выше мальчика. Она напоминала ему зелёные нити, и Рыжик с Варей придумывали, какую варежку можно было бы связать из таких нитей. Трава приятно щекотала животик, вкусно и остро пахла свежестью. Однако долго играть с ней было нельзя, надо было искать монеты, за детьми строго присматривали.

Больше всего Рыжик любил ходить с Длинным, тот хотя и нудил, но не придирался. Алла Аркадьевна вечно трещала о том, как она раньше была красивой и избалованной особой, которую никто не оценил. Указка не давала никому передохнуть, ведь она считала, что работа — это самое важное в жизни каждого.

Впрочем, многих взрослых обитателей подвала Рыжик даже жалел, почти все они были совсем потухшие и отчаявшиеся. Особенно Дедушку, который был настолько ветхим, что распускался на ходу. Он ковылял и охал, а Рыжик подхватывал нитки, которые волочились за Дедушкой. В подвале он вместе с другими детьми помогал кое-как ввязать нитки обратно, но они рвались или распускались снова. Дедушка стонал, но и ему приходилось каждую ночь ходить на поиски монет и порой даже приносить что-то.

— Краб Крабыч, — сказал как-то Рыжик, обращаясь к главному. — Может, не стоит отпускать Дедушку на поиски? Он такой старый, что вот-вот отправится на Перевязку к Верховным спицам.

Краб Крабыч с яростью посмотрел на малыша. Его пальцы дёрнулись, как будто он хотел ударить его, но сдержался. Только неизвестное членистоногое на его ладони приняло угрожающую позу.

— Это не твоё дело, — сказал он грубо. — Мы все обязаны собирать монеты, чтобы выкупить город у мерзких людишек и зажить на свободе, и старики — не исключение. Иди отсюда, малец, а то накостыляю.

Ночи тянулись, похожие друг на друга, как старые монеты. И лишь один случай немного разнообразил рутину. Он произошёл, когда Рыжик снова попал в команду с Дедушкой. В один из глухих часов, когда, кажется, всё живое не только уснуло, но и умерло на время, Дедушка шепнул мальчику: «Рыжик, помоги мне, пожалуйста, ради Вязальных спиц! Мне надо отойти на минутку, просто отдохнуть, ты отвлеки Краб Крабыча, будь добрым». Дедушка поплёлся к большой урне, стоящей в углу двора. Рыжику показалось, что за ней кто-то прячется, такой же серый, как и сам Дедушка.

Мальчик тут же подскочил к Крабу Крабычу, который шел со своей командой неподалеку, и стал его расспрашивать о том, что будет, когда весь город перейдёт к ним, а люди будут изгнаны. Он знал, что это единственная тема, на которую рабочая перчатка может говорить бесконечно, не злясь. Он не ошибся. Краб Крабыч остановился, задумчиво посмотрел на мальчика и сказал:

— Ты знаешь, почему я здесь? Я был создан для работы, видишь, вот эта часть у меня — прорезиненная, чтобы долго не стиралась, вот тут я могу плотно обхватывать руку, чтобы не спадать, нить у меня скручена, чтобы защищать человека, а на пальцах — пупырышки, чтобы не скользить. Меня и Указку после рождения купили для стройки большого дома. Как я был рад и горд, когда меня впервые взяли работать…

— А куда? — пискнул Рыжик, когда Краб Крабыч замолчал, задумавшись. Надо было потянуть время.

— Я думал, что буду приносить пользу людям, помогать им строить прекрасные дома и другие здания. Но в первый же день человек, который меня и Указку надел, залез в краску — вот синие пятна. И сразу же выкинул. Хотя у нас все было целое — и крученые нити, и пупырышки, и резинка, и мы могли работать долго-долго… И как после этого я могу любить людей? Нам, перчаткам и варежкам, не нужны люди, их дома, их машины, мы сами по себе! И чего пристал, малец? Чего болтаешься без дела? С кем ты? Где Дедушка?

Дедушка тут же показался из-за дальней урны, с трудом катя перед собой большую монету. Он казался очень довольным и шептал: «Вот он я, за монеткой сходил, вот он я». Краб Крабыч дал Рыжику подзатыльник, не болезненный, но обидный, и повёл свою команду дальше.

Глава № 3. Мсье Портмоне

В конце мая полил дождь. Весь клан безвылазно сидел в подвале, ожидая, пока он закончится, а земля хоть немного просохнет. Делать было особенно нечего, поскольку шумные игры среди детей не поощрялись. Алла Аркадьевна визжала на них, призывая к тишине и упирая на мигрени, которые есть у каждой порядочной женщины со стразами. Так что приходилось тихо сидеть и разговаривать. Трубы в подвале стали уже холодными, с улицы несло сыростью, и дети жались друг к другу, пытаясь согреться.

И очередной ночью Рыжик и Варя не спали, а шёпотом рассказывали друг другу о своей старой жизни. В подвале было тихо, только по ту сторону ящика слышались неясные голоса Краба Крабыча, Указки и Аллы Аркадьевны. Они спорили. Потом от ящика отделились их тени. Взрослые прошли мимо малышей, те примолкли, а главарь цыкнул на своих спутников: «Тише, нам нужно уйти незамеченными».

На последнем слове Рыжик навострил уши. Он толкнул в бок Варю и прошептал: «Пойдём за ними». Варежка тут же вскочила. Идти пришлось осторожно и очень долго. Сначала все пролезли в проём, через который была протянута большая труба, потом долго шли вдоль стены, с которой сыпалась известка, так что Рыжик чуть было не чихнул, но удержался. Затем пришлось подниматься вверх по винтовой лестнице, причём, Варежка зацепилась большим пальчиком за какую-то железяку и айкнула, но взрослые, которые пыхтели, взбираясь наверх, ничего не услышали. Лестница завершилась полуоткрытой дверью, в которую и зашли взрослые. Дети подкрались и прислушались.

— Мсье Портмоне, доброго вам вечера, — проскрипел Краб Крабыч.

— Бон суар, — сказала Алла Аркадьевна таким голосом, словно только что сделала глубокий