Ты думаешь, что уже взрослая и всё знаешь – а оказывается, что нет. Полюбить – это всё равно, что в первый раз испытать жажду, голод, ревность и неуёмное желание жить и дышать. Ни с чем не перепутаешь. Но, чем старше ты становишься, тем легче будут даваться расставания. Первый раз, когда тебя бросили, самый сложный. Ты ощутишь себя потерянной, словно маленький ребёнок, которому заново придётся учиться ходить и познавать азы всего на свете. Потом это уже не так больно. Как она права, моя милая, мудрая Наташа! – Вера тяжело вздохнула. Она не смотрела на меня, пребывая сейчас где-то далеко от этого места и от этого времени. Повисла пауза. В тишине было слышно, как тикают часы на стене.

– Почему ты тогда не сказала мне, что любишь? – я не выдержал тяжести груза долгого молчания.

– А что бы это изменило? Мне казалось, что женщина не должна говорить мужчине, что любит его. Об этом лучше всяких слов говорят её глаза. Я думала, что ты меня понимаешь. Я тогда поверила тебе и потеряла и тебя и себя. – Она подняла взгляд. Сейчас в нём не читалось ничего – ни эмоций, ни чувств.

– Ничего не потеряно. Человека теряешь, только когда он умирает. Вера, мы с тобой живые.

– Я для тебя никогда не жила. Так – очередной рассказ из твоей книжки победителя.

– Нет не так, Вера! Мы снова встретились и можем любить друг друга! Любить по-настоящему!

– Прекрасно. Но, наверное, человеческая жизнь слишком долгая для одной любви. Пять лет ты меня даже не узнавал.

– Прости! Ты очень изменилась. Тогда, четырнадцать лет назад, я был не в себе после развода с женой. Поэтому сбежал. Но потом всегда искал такую, как ты.

– Почему же ни разу не приехал в Анапу?

– Я не помнил твоего адреса.

– Не хотел помнить… Знаешь, очень часто я приходила на наше место. И ждала. Не знаю чего… наверное, своего сказочного принца.

Я не знал, что на это ответить Вере – она была и всегда оставалась для меня той юной чистой девушкой, которая оказала мне скорую помощь, положив свою любовь и девственность на жертвенный алтарь моей израненной души. И мне было стыдно перед ней за свой неблаговидный поступок. Очень стыдно. И больно. Но сейчас передо мной стояла другая Вера – взрослая, сильная женщина, которую я очень любил. И перед ней я не был виноват ни в чём.

– Вот видишь! – Орлова по-иному оценила моё молчание. – Я иногда завидую тем, кто без оглядки бросается в омут… То ли я больше не способна на такие чувства, то ли… – Вера взглянула на меня. – Какая-то часть тебя уходит с тем, кого теряешь… а когда вдруг встречаешь его вновь… грустно.

Будь эти слова произнесены другим человеком или с другой интонацией, они могли бы показаться не такими больными. Но сейчас они прозвучали с выражением полного безразличия, и от этого были страшны и тяжелы, словно гром во время осенней грозы.

– Ты самый лучший человек, которого я когда-либо встречал! Я очень дорожу тобой… – произнес я, стараясь достучаться до её закрытого сердца. – И ты это знаешь…

– Да. Ну и что? Отказываясь от человека однажды, отказываешься от него навсегда…

– Что? – Я не сразу нашёлся, что ответить. Снова возникла тяжёлая пауза. Я взял начатую бутылку со стола и разлил остатки вина по бокалам. Мы выпили молча. Вера спокойно ждала, пока я судорожно пытался найти подходящие слова. Наконец, я выдавил:

– Помнишь, ты говорила, что нужно благодарить человека, сделавшего тебя такой?.. – И неожиданно выпалил: – Я тебя люблю! – И затих. И уже с полной уверенностью и осознанием сказанного тихо повторил: – Я тебя очень люблю, Вера.

– Это было слишком просто… – устало усмехнулась она.

– Что просто? – Я напрягся и похолодел, потому что до меня постепенно стал доходить смысл услышанной фразы.

– Однажды я поклялась тебе отомстить. Сделать так, чтобы ты почувствовал ту боль, которую испытывают девушки, брошенные тобой.

– Ты специально за этим приехала в город? – Мир иллюзий, выстроенный за пять лет моими страданиями и терпением, рушился на глазах. Казалось бы, такая близкая, желанная, находящаяся на расстоянии вытянутой руки женщина с каждым словом она становилась всё дальше, с вызовом бросая мне в лицо слова:

– Ну, что ты, Гриднев! Ты сильно обольщаешься в своей значимости для меня. Ты теперь никто в моей жизни. Когда я случайно увидела тебя у лифта пять лет назад, то сразу же узнала. Почувствовала, как ты раздевал меня глазами. Разозлилась, конечно. А план мести родился потом.

– Зря ты так, – произнёс я смиренно, позабыв обо всех своих принципах и самолюбии. Я любил эту женщину с глазами цвета луговых трав и волосами цвета спелого льна, и уже ничего не хотел без неё. – Знаешь, никому не суждено испытать чужой боли, каждому отмеряна своя. И мне сейчас очень больно, поверь, Вера. Для меня ты самая лучшая. Скажи, как тебя вернуть?

– Лучшая? Лучшим приходится тяжелее всех. Я научилась быстро забывать лица людей, которые причинили мне боль физическую или душевную. Я не искала тебя. И вообще, предпочитаю более не подпускать к себе мужчин, – Вера медленно вышла из-за стола, давая возможность лучше себя разглядеть.

– Я люблю тебя! Поверь, всё сделаю, чтобы ты была счастливой! – Я смотрел на неё во все глаза.

– Счастливой? – усмехнулась Вера. – Верить мужчине не сложно, сложно поверить заново. Тебе пора, – сказала она, уходя из кухни.

– Подожди! А где теперь тот перстенёк… ну, помнишь… с зелёным камушком? – Я искал любую зацепку, чтобы задержать её.

– Я выбросила его в море. Как написано в твоей сказке… – донеслось из комнаты.

– В море?.. – Я не мог поверить тому, что сейчас происходило. Это был какой-то неправильный сон…

Уехав из Анапы четырнадцать лет назад, больше я не видел милую девушку Веру, которой очень шли брекеты. Я не знал о ней ничего – ни домашнего адреса, не знал её возраста и фамилии. Думал ли о ней в ночь отъезда? Да. Думал и в ту ночь, и следующим днём, и месяц, и год спустя. Я даже написал один из первых своих рассказов, посвящённых ей. Он назывался «Принц и Фея» и получился очень сентиментальным. С него началась моя литературная деятельность. Наверное, тогда мне хотелось сделать так, чтобы сердце моё и душа снова оказались пустыми, будто и не было там никогда Веры. Но это было лишь иллюзией, подпитываемой непотопляемой надеждой когда-нибудь, когда я буду морально готов, встретить девушку,