У Грега и Оливии был общий научрук, доктор Аслан, и они всегда неплохо ладили, но не были особенно близкими друзьями. Оливия надеялась, что, выбрав руководителя-женщину, она избежит проблем, с которыми всегда сталкиваются женщины в науке. К сожалению, оказалось, что она в лаборатории единственная девушка, и это не способствовало… благоприятной атмосфере. Вот почему, когда Грег вошел, хлопнув дверью, и швырнул папку на свой стол, Оливия не знала, что делать. Она видела, как он сел и надулся. Чейз, еще один коллега по лаборатории, вошел мгновение спустя с беспокойным выражением лица и начал осторожно похлопывать его по спине.

Оливия с тоской посмотрела на свои образцы РНК. Затем подошла ближе к рабочему столу Грега и спросила:

— Что случилось?

В ответ она ожидала услышать: «Мой реагент сняли с производства», «Мое P-значение равно ноль целых шесть сотых» или «Аспирантура была ошибкой, но теперь уже слишком поздно отступать, моя самооценка неразрывно связана с моей академической успеваемостью, и что вообще от меня останется, если я решу бросить учебу?».

Вместо этого она получила:

— Твой дурацкий парень, вот что случилось.

К настоящему моменту фейковые отношения длились уже больше двух недель. Оливия больше не вздрагивала, когда кто-то называл Адама ее парнем. Тем не менее слова Грега были настолько неожиданными и полными яда, что она не удержалась:

— Кто?

— Карлсен. — Он выплюнул имя, как проклятие.

— А.

— Он в диссертационном совете Грега, — объяснил Чейз гораздо более мягким тоном, стараясь не встречаться взглядом с Оливией.

— Точно.

Скорее всего, все плохо. Очень плохо.

— Что случилось?

— Он завалил мой план диссертации.

— Вот блин. — Оливия прикусила губу. — Сочувствую, Грег.

— Это сильно отбросит меня назад. Мне потребуются месяцы, чтобы пересмотреть его, и все потому, что Карлсен обязан был прийти и придраться. Я даже не хотел включать его в совет, доктор Аслан заставила меня добавить его, потому что она одержима его дурацкими вычислительными штуками.

Оливия покусывала щеку, пытаясь придумать осмысленный ответ, и с треском провалилась.

— Очень сочувствую.

— Оливия, вы это не обсуждаете? — неожиданно спросил Чейз, глядя на нее с подозрением. — Он не говорил тебе, что не допустит Грега к защите?

— Что? Нет. Нет, я…

Я разговариваю с ним ровно пятнадцать минут в неделю. И, ладно, я целовала его. Дважды. И сидела у него на коленях. Один раз. Но это все, и Адам… он очень мало говорит. На самом деле, мне хочется, чтобы он говорил больше, потому что я ничего не знаю о нем, а я хотела бы знать хоть что-нибудь.

— Нет, не говорил. Думаю, это было бы против правил.

— Боже. — Грег хлопнул ладонью по краю стола, заставив ее вздрогнуть. — Какая же он сволочь. Садистский кусок дерьма.

Оливия открыла рот, чтобы… что сделать, конкретно? Защитить Адама? Он и был сволочью. Она знала, как он может себя вести. Видела его во всей красе. Может, не в последнее время, и, может быть, не по отношению к ней, но, если бы она захотела пересчитать по пальцам знакомых, которых он довел до слез, ну… Ей понадобились бы обе руки, а потом еще и ноги. И может, пришлось бы у Чейза одолжить пару пальцев.

— Он хотя бы сказал почему? Что ты должен поменять?

— Все. Он хочет, чтобы я заменил контрольную группу и добавил еще одну, что сделает проект в десять раз более времязатратным. И то, как он сказал это, с чувством превосходства… он такой высокомерный.

Ну, это была не новость. Оливия потерла висок, стараясь не вздыхать.

— Отстой. Мне очень жаль, — снова повторила она, не зная, что еще сказать. Она искренне сочувствовала Грегу.

— Ну да. — Он встал и обошел рабочий стол, остановившись перед Оливией. — Тебе и должно быть жаль.

Она застыла. Наверняка она ослышалась.

— Прошу прощения?

— Ты же его девушка.

— Я… — На самом деле, нет. Но даже если бы это было так. — Грег, я всего лишь встречаюсь с ним. Я не он. Какое я могу иметь отношение…

— Тебя это все устраивает. То, что он ведет себя… как мудак, дорвавшийся до власти. Тебе плевать, как он относится ко всем участникам программы, иначе ты бы не была с ним.

Его тон заставил Оливию попятиться.

Чейз поднял руки в примиряющем жесте, встав между ними.

— Эй, погодите. Давайте не будем…

— Это не я завалила твою предзащиту, Грег.

— Может быть. Но тебя не волнует, что половина факультета живет в страхе перед твоим парнем.

Оливия почувствовала, как в ней закипает гнев.

— Это неправда. Я могу отделить свои профессиональные отношения от моих личных чувств к нему…

— Потому что тебе плевать на всех, кроме себя.

— Это несправедливо. Что я, по-твоему, должна делать?

— Заставь его прекратить валить людей.

— Заставь его… — пробормотала Оливия. — Грег, насколько это рациональный ответ на то, что Адам тебя завалил?..

— Ах, Адам, вот как?

Она стиснула зубы.

— Да. Адам. Как я должна называть своего молодого человека, чтобы тебе понравилось? Доктор Карлсен?

— Если бы ты хоть вполовину сочувствовала кому-то из аспирантов, ты бы бросила своего гребаного молодого человека.

— Как… Ты вообще понимаешь, как бессмысленно?..

Не было смысла заканчивать предложение, так как Грег вылетел из лаборатории, хлопнув дверью и явно не интересуясь ничем, что могла бы сказать Оливия. Она провела рукой по лицу. Произошедшее выбило ее из колеи.

— Он не… он так не думает на самом деле. По крайней мере, не о тебе, — сказал Чейз, почесывая затылок. Приятное напоминание о том, что все время разговора он стоял тут. Место в первом ряду. Должно быть, понадобится минут пятнадцать, прежде чем об этом узнают все. — Грегу нужно защититься весной, вместе с женой. Чтобы перейти на следующую ступень вместе. Они не хотят жить порознь, ты же знаешь.

Она кивнула: она не знала, но могла себе представить. Гнев частично рассеялся.

— Да ну.

«Если он будет со мной ругаться, это не поможет ему закончить свою работу раньше», — не стала добавлять она.

Чейз вздохнул.

— Это не личное. Но ты должна понимать, что это странно. Потому что Карлсен… Может, ты с ним никогда не работала, но ты должна знать, что он за человек, так ведь?

Она не знала, что ответить на это.

— И теперь вы с ним встречаетесь, и… — Чейз с нервной улыбкой пожал плечами. — Невозможно принять чью-то сторону, но иногда может показаться, что это необходимо, понимаешь?