Затем появился синий пузырь сообщения, заполнивший весь экран.

Адам: Я делаю свою работу, Оливия. А она заключается не в том, чтобы делать отзывы приятными или поддерживать самооценку аспирантов. Моя работа состоит в том, чтобы воспитывать строгих исследователей, которые не станут публиковать бесполезную или вредную чушь, отбрасывающую нашу отрасль назад. Академические круги переполнены ужасной псевдонаукой и посредственными учеными. Мне совершенно плевать на то, как меня воспринимают твои друзья, главное, чтобы их работа соответствовала стандартам. Если, услышав, что работа стандартам не соответствует, они хотят бросить учебу, то так тому и быть. Не у всех есть качества, необходимые для академического мира, и тех, у кого их нет, следует отсеять.

Оливия уставилась в телефон, ненавидя Карлсена за эти бессердечные, черствые слова. Проблема была в том, что она прекрасно понимала Грега, потому что сама была в подобной ситуации. Возможно, не с Адамом, но ее опыт в академических кругах и опыт как женщины в науке был отмечен неуверенностью в себе, беспокойством и чувством неполноценности. Две недели перед квалификационными экзаменами она почти не спала, часто задаваясь вопросом, не помешает ли ей страх публичных выступлений сделать карьеру, и постоянно боясь оказаться самым глупым человеком в аудитории. И все же большая часть ее времени и энергии уходила на работу над собой, на попытки проложить себе путь и достичь чего-то в науке. Мысль о том, что кто-то так хладнокровно может пренебречь ее работой и чувствами, глубоко ранила. Вот почему ее реакция была такой незрелой, почти эмбриональной.

Оливия: Ну и пошел ты в жопу, Адам.

Она сразу же пожалела об этом сообщении, но по какой-то причине не могла заставить себя извиниться. Только двадцать минут спустя она поняла, что Адам не собирается отвечать. В верхней части ее экрана появилось предупреждение, что уровень батареи упал до пяти процентов.

С глубоким вздохом Оливия встала с постели и оглядела комнату в поисках зарядного устройства.

— Теперь направо.

— Понял, направо. — Палец Малькольма переключил рычаг поворотника. В маленьком салоне машины раздалось щелканье.

— Нет, не слушай Джереми. Сворачивай налево.

Джереми наклонился вперед и хлопнул Ань по руке.

— Малькольм, верь мне. Ань никогда не была на этой ферме. Нам нужно направо.

— «Гугл-карты» говорят налево.

— «Гугл-карты» ошибаются.

— Что мне делать? — Посмотрев в зеркало заднего вида, Малькольм скорчил рожу. — Налево? Направо? Ол, что мне делать?

Сидевшая на заднем сиденье Оливия оторвала взгляд от окна и пожала плечами.

— Попробуй направо. Если нет, просто развернемся и поедем назад.

Она бросила на Ань быстрый извиняющийся взгляд, но они с Джереми были слишком заняты своей притворной перепалкой, чтобы это заметить.

Малькольм поморщился.

— Мы опоздаем. Боже, ненавижу эти дурацкие пикники.

— Мы вроде уже опоздали, — Оливия взглянула на часы на приборной панели, — на час. Думаю, еще десять минут ничего не изменят.

Я только надеюсь, что там осталось хоть немного еды. Последние два часа у нее урчало в животе, и ее спутники не могли этого не заметить.

После спора с Адамом три дня назад у нее появилось искушение просто пропустить пикник. Запереться в лаборатории и продолжать делать вид, будто ее не волнует, что она послала его без всякой причины. Можно было бы поработать над обещанным Тому отчетом, который оказался сложнее и отнимал больше времени, чем Оливия рассчитывала вначале, — возможно, потому, что она постоянно держала в уме, как много поставлено на карту, и раз за разом повторяла анализы и мучилась с каждой формулировкой. Но в последнюю минуту она передумала, напомнив себе, что обещала Адаму устроить шоу для завкафедрой. Было бы несправедливо с ее стороны отступать после всей его помощи: чтобы обмануть Ань, он сделал гораздо больше, чем планировалось изначально.

Если, конечно — что маловероятно — он все еще хотел иметь дело с Оливией.

— Не волнуйся, Малькольм, — сказала Ань. — В конце концов мы туда доберемся. Если кто-нибудь спросит, просто скажем, что на нас напала пума. Боже, почему тут так жарко? Кстати, я захватила солнцезащитный крем. Тридцатку и пятидесятку. Никто не выйдет из машины, пока не намажется.

Оливия с Джереми на заднем сиденье обменялись покорными взглядами, прекрасно зная, что Ань одержима солнцезащитными кремами.

Когда они наконец добрались, пикник был в самом разгаре, и народу было много, как на любых академических мероприятиях с бесплатной едой. Оливия направилась прямиком к накрытым столам и помахала доктору Аслан, которая сидела в тени гигантского дуба вместе с другими преподавателями. Доктор Аслан помахала в ответ. Ей, конечно, нравилось, что ее авторитет позволяет распоряжаться и свободным временем ее аспирантов — в дополнение к тем восьмидесяти часам, которые они еженедельно проводили в лаборатории. Оливия слабо улыбнулась в отважной попытке не выглядеть раздосадованной, схватила гроздь белого винограда и сунула виноградину в рот, позволив взгляду блуждать по полям.

Ань была права. Сентябрь выдался необычайно жаркий. Повсюду были люди: сидели в шезлонгах, лежали на траве, входили и выходили из домиков — все наслаждались хорошей погодой. Некоторые ели из пластиковых тарелок, стоя у складных столов возле главного здания, и по меньшей мере три группы играли — в разновидность волейбола, где игроки стояли по кругу, в футбол и во что-то, где были задействованы фрисби и больше дюжины полуголых парней.

— Во что они вообще играют? — спросила Оливия у Ань. Она заметила, как доктор Родригес блокировал кого-то с иммунологии, и с грустью оглядела почти пустые столы. Ей остались только жалкие объедки. Оливии хотелось сэндвич. Пакет чипсов. Все что угодно.

— Алтимат фрисби, наверное? Я не знаю. Ты намазалась кремом? На тебе майка и шорты, так что это не обсуждается.

Оливия отщипнула еще одну виноградину.

— Ох уж эти американцы и их вымышленные виды спорта.

— Я практически уверена, что в Канаде тоже есть турниры по алтимат фрисби. Знаешь, что точно не вымысел?

— Что?

— Меланома. Мажься кремом.

— Да намажусь я, мамочка. — Оливия улыбнулась. — Можно сначала поесть?

— Поесть что? Ничего не осталось. А, вон там есть кукурузный хлеб.

— О, круто. Передай, пожалуйста.

— Не ешьте кукурузный хлеб, ребята. — Между Оливией и Ань возникла голова Джереми. — Джесс сказала, что первокурсник с фармакологии его обчихал. Где Малькольм?

— Паркуется… Матерь. Божья.