На следующее утро Айна проснулась с совершенно пустой головой. За ночь ей не приснилось ни одного сна: она словно упала в темную яму, где не было места ни мыслям, ни чувствам, ни воспоминаниям, ни тревогам о будущем. И первые, о ком Айна подумала, открыв глаза, были не Фарр с Лианом, а ее гнедые. Как-то они там?

Несмотря на убийственную бабкину брагу, минувший вечер Айна помнила до неприличия хорошо. И слезы свои горючие, и колдуньины заковыристые вопросы... Начисто забыла только путь до вот этого старого большого сундука, который стал ей кроватью. Как она на нем оказалась? Почему здесь, а не в фургоне, где было так уютно, мягко и привычно? После той ночи в старом заброшенном доме Айна начисто зареклась спать где-то, кроме своей повозки. И вот на тебе...

В лачуге было тихо и пусто – только негромкое кудахтанье кур доносилось с улицы, да изредка чьи-то далекие голоса. Бабка Дэлиза явно куда-то ушла по своим делам, оставив гостью отсыпаться в одиночестве.

Айна медленно села, обхватив голову руками. Пустую гулкую голову, которой хватило трех глотков «настоящего феррестрийского». Мир вокруг нее был каким-то особенно звонким и хрупким: тронь – рассыплется... Но спустя несколько мгновений звуки перестали царапать кожу, а свет уже не казался столь ярким. Да и мысли уже начали понемногу проникать в сознание.

На столе нашелся высокий глиняный кувшин с водой. Айна жадно припала к его горлышку, выпив едва ли не половину. И тут же озадачилась поисками отхожего места. Благо, нашлось оно сразу же за домом...

Снаружи было ветрено, но ясно. На всякий случай Айна заглянула в фургон и удостоверилась, что там все в порядке. Никакие деревенские мальчишки не попытались залезть внутрь и взять тут что-нибудь без спроса: все вещи лежали на своих местах нетронутыми. Айна задумчиво тронула стопку бумаг, придавленную небольшим, но тяжелым камнем, прихваченным с берега у подножия Янтарного Утеса. И в который раз с грустью подумала о том, что ужасно соскучилась по дому...

Как бы сильно ни любила она дорогу, а возможность возвращаться в этот маленький замок надо морем была бесценна. И всякое путешествие тем больше радовало ее, чем сильнее она осознавала, что оно конечно, и что всякий путь в конце концов приведет домой. Да, принц Патрик и его супруга не могли принять ее в свою семью официально, но по факту они давно это сделали. И Айна навсегда запомнила один разговор, который состоялся между ними еще тогда, почти пять лет назад...

«Скажи, милая, тебе хорошо здесь? – спросила Элея, когда они втроем сидели в плетеных креслах на открытой террасе над садом и безмятежно слушали весенние птичьи трели. Айна тогда будто заново училась дышать и смотреть на мир. Удивленная этим вопросом, она горячо закивала, не пытаясь ничего сказать. Потому что никакие слова не могли бы в полной мере передать н а с к о л ь к о ей было хорошо в этом доме. – Что ж, отрадно видеть это, дитя. Мы с Патриком... нам нужно сказать тебе кое-что очень важное. Послушай внимательно и запомни. Я знаю, ты очень дорога нашему Фарру, но... в жизни бывает всякое. И сейчас ведь все сложно, да?.. Не нужно, не отвечай... Это понято и без слов. Может статься, однажды ваши пути окончательно разойдутся в разные стороны. Мы с Патриком хотим, чтобы ты знала – этот дом всегда останется твоим. Помни, для нас ты давно уже не гость, но член семьи».

Мягкая ладонь принцессы коснулась руки Айны и легонько стиснула ее. В глазах Элеи было столько тепла и доброты, что почему-то очень захотелось заплакать...

«Это действительно так, – сказал Патрик, наливая из пузатого кувшина теплое вино. Весна только-только тронула своим дыханием Южный удел, и ветер все еще был свеж. Согретое феррестрийское и уютные шерстяные накидки позволяли в полной мере наслаждаться ярким солнцем и не бояться прохладных дуновений. – Что бы ни происходило в твоей жизни, ты можешь быть уверена, что найдешь здесь защиту, поддержку и любовь.

Она все-таки расплакалась тогда... Слезы сами собой заструились из глаз, как ни силилась Айна удержать их внутри. Да только никто ее за это не осудил, не сказал «хватит реветь, прекрати немедленно», как всегда это делала мать... Вместо того Элея встала из своего кресла, подошла к ней сзади и крепко обняла. Именно в тот момент Айна окончательно и бесповоротно осознала, что действительно может считать Янтарный Утес своим домом. Своим настоящим единственным домом, где ее любят, понимают и принимают такой, какая она есть.

Подгорная деревня жила своей медленной размеренной жизнью. Выйдя из фургона, Айна увидела давешних мальчишек, которым поручили заботу о ее лошадях – оба смуглых сорванца снова отирались неподалеку, зыркая из-под черных кудрей своими темными, яркими, как маслины глазами. Увидев, что Айна тоже смотрит на них, мальчишки сделали вид, будто просто прогуливались мимо. Они были смешные, очень похожие друг на друга. Один постарше, другой совсем еще маленький – года четыре, не больше.

«Моему сыну могло бы быть столько», – подумала Айна с грустью. Она давно уже смирилась с тем, что судьба не уготовила ей стать матерью, и старалась пореже думать на эту тему, убедив себя, будто вовсе не хочет возиться с пеленками и всю оставшуюся жизнь тревожиться за созданного человека... Но порой нет-нет, да накатывало едкое, как трава кру, чувство невосполнимой потери. В такие моменты Айна ощущала себя так, словно все самое важное в этой жизни проходит мимо нее, и она сама в этом виновата.

Единожды осознав, что неспособна зачать и выносить дитя, она попросту запретила себе думать на эту тему. Чтобы не расстраиваться лишний раз. Но Лиан все изменил... Айна не могла забыть то трепетное прикосновение тонких пальцев к ее животу и эту робкую просьбу исправить то, что казалось ей определенным раз и навсегда. Глядя на черноглазых мальчишек она в тысячный раз спрашивала себя, не совершила ли самую большую за последнее время ошибку, отказав ему тогда.

Повинуясь внезапному порыву, Айна махнула рукой пронырливым братцам, а потом поманила их к себе. Когда мальчишки осторожно приблизились, она с улыбкой спросила на своем не очень совершенном, но вполне чистом феррестрийском:

– Конфеты любите?

Глаза сорванцов разом стали большими и вспыхнули от восторга.

– Ага! – выдохнул младший и первым сунулся вперед. – Любим! А ты смешная! Ты похожа на парня! В штанах ходишь...

Старший посмотрел на брата, как на дурачка и отвесил ему крепкую затрещину.

– Эйме, ты б рот-то свой вонючий прикрыл! Как со старшими говоришь! Вот Ба услышит, она тебе задницу надерет!

Айна не выдержала и рассмеялась. Младший очень смешно надул нижнюю губу и наверняка испепелил бы старшего взглядом, если бы боги наделили его силой как у Лиана.

– В штанах удобно, – сказала она, пожимая плечами. – Можно дрова рубить, коней запрягать, по деревьям лазить... У вас что, девчонки никогда так не одеваются?

-– Неа, – шмыгнул носом маленький Эйме. Он потер отбитый братниной ладонью затылок и спросил небрежно: – А что, у тебя по правде конфеты есть?