Глава 16. Кронпринц

Ирисия

Дни потянулись беспокойной чередой. Мы были в пути до рассвета до заката, то наоборот, чередуя возможность подпитывать каждый свою магическую силу. От непривычного режима постоянно хотелось спать, мысли частенько становились будто ватными, не позволяя надолго задумываться о тайнах королевства, горьких потерях близких людей и житейских неурядицах.

Живописные пейзажи перед моими глазами постоянно сменялись. Мы проезжали хвойные и лиственные леса, возделанные поля, дикие луга и пастбища. Попадались нам на пути жилища радушных хуторян, в гостях у которых мы могли накормить лошадей, пополнить запасы еды и купить теплую одежду. Не раз и не два приходилось ночевать прямо в лесу или поле, укрывшись непромокаемыми плащами и теплыми дорожными одеялами.

Я научилась увереннее держаться в седле, подстроилась под ритм резвой молодой кобылки, которая шла совсем иначе, чем старая самка мула с монастырского подворья. Рену больше не приходилось переживать за меня, что упаду с лошади и сильно расшибусь. Все же закалка давала о себе знать. Правильно Рен говорил, что столичная белоручка не вынесла бы и самого начала моего пути, полного опасных приключений, а я уже как будто начала к ним привыкать. Исстрадавшаяся душенька немножко успокоилась, и я вновь смогла наслаждаться красотой природы, пением голосистых лесных птиц, журчанием ручейков с прохладной, чистой и удивительно приятной на вкус водой.

Чем ближе мы подъезжали к столице, тем чаще нам на пути попадались деревни и небольшие города. Некоторые поселения приходилось объезжать стороной после неутешительного вердикта Рена. Темному рыцарю не приходилось самому заходить в город, за него разведку проводил магический туман – пролетая по городу или селу, выяснял, нет ли там искателей сбежавшей из монастыря девы, или сильных магов, способных видеть истинный облик сквозь нанесенную иллюзию, или других опасных личностей, наша встреча с которыми была чревата потасовкой.

Привлекать к себе внимание Рен тоже не стремился. Чаще всего мы прикидывались наемничьей парой, а реже – странствующими молодоженами. Однажды “превратились” в иностранцев, темнокожих южан. Тогда при знакомстве с трактирщиком мне пришлось молчать, а речь моего защитника приукрасилась акцентом, удивительно похожим на настоящий говор выходца с дальнего континента. В каждый новый для нас город мы въезжали под разными обличиями, искусно вытканными из иллюзорных чар, которые иногда меняли и масть лошадей.

Меня восхищали способности Рена. Пока я старалась во всем его слушаться, он мне больше не угрожал и не обзывался, хотя не упускал возможности подтрунить над моим монастырским воспитанием и незнанием обычной людской жизни. Рядом с храбрым защитником я чувствовала себя под надежной защитой, и с каждым прожитым вместе днем все больше привыкала к нему. Стыдливое стеснение таяло, подобно весенним снегам, и как бы я ни старалась не увлекаться мыслями о темном рыцаре, все чаще задумывалась о том, как воспринимаю этого парня, волею богов сопровождающего меня в опасном путешествии.

Кто он для меня? Как я должна относиться к нему? Как к обычному другу, не допуская ни единой мысли о том, что он может стать моим возлюбленным? Любовь для нас – запретное чувство. Но чем больше я думала о Рене, чем сильнее убеждалась в том, что вообще не понимаю, что значить просто дружить с парнем, и каково это – быть по уши влюбленной девицей. Кто бы подсказал, где находится тонкая грань между симпатией и страстью. Как разобраться в своих чувствах, если при каждом взгляде на него сердечко начинает биться чаще? А еще бы понять, как эти самые чувства усмирить, когда они уже начинают жить своей собственной жизнью, не повинуясь гласу разума…

Наверное, мне помогло бы справиться с искушением полное равнодушие или вовсе пренебрежение со стороны Рена, но ничего подобного не было. Напротив, парень с каждым днем относился ко мне все теплее, помогал больше узнать об окружающем нас мире, научиться заранее предугадывать опасности, которые могут подстерегать на пути: от ядовитого паука до притаившегося за дверью придорожной таверны разбойника с ножом. И сама порой замечала, что Рен тоже смотрит на меня с особым вниманием, а иногда, я бы даже сказала, впивается глазами, словно лучник в намеченную мишень. Но я не могла знать наверняка, нравлюсь ли ему как девушка, или он просто заботится о моем сопровождении по долгу службы. Тем не менее с каждым днем я замечала все больше странностей, которые считала признаками его особенных чувств ко мне. Как-то раз, при нашей очередной ночевке в грязном номере на постоялом дворе, парень вскочил с кровати посреди ночи и забормотал сам с собой, толком не очнувшись от сна:

– Нет, нет… Я так не могу… Только не с ней… Так нельзя.

Приставший Рен через плечо глянул на меня с непривычной тоской и сожалением, и, сообразив, что я могу не спать и тайком за ним подсматривать, раздраженно скрипнул зубами и плюхнулся на подушки.

Мне оставалось лишь гадать, что же приснилось ему и о чем он спорил сам с собой. С каким искушением боролся: сдать меня королю, променяв на мешок золота, или во сне он видел нас любовниками и хотел бы, чтобы это стало возможным наяву. Да, я пока не очень хорошо разбиралась в укладе обычного человеческого бытия, но кое-что помнила из прочитанных книг. В одной из них говорилось, что у каждого человека, воспитанного в мирском обществе, есть чувства, которые для привычного ему образа жизни нормальны и естественны. А для темного рыцаря и вовсе с детства существует минимум запретов. Поговаривают, их кодекс чести умещается в тоненькую книжонку, меньше первой раскраски для малышей.

Однако Рен вел себя более чем прилично, и это, пожалуй, меня смущало еще ощутимее, чем попытки приставаний. Привязывало к нему еще крепче. Мне было совсем не в чем его обвинить или хотя бы слегка упрекнуть. Разница между нами будто бы сглаживалась и растаивала. Мне даже не приходилось ему напоминать о том, что избранная дева должна оставаться невинной до конца ее дней. Рен и сам это помнил, хоть был далек от веры, не посвящен в тонкости церковных порядков и тайны древних пророчеств.

Быть может, это все мои додумки и пустые фантазии, что Рен смущался от собственных мыслей, мечтая обо мне, а потому порой смотрел на меня тайком, и если я замечала, тут же опускал взгляд или вовсе отворачивался. Могла ли я сама напридумывать любовных страстей, бушующих в душе молодого здорового парня, который был вынужден изо дня в день видеть и