Шрифт:
Закладка:
Он стоял перед грудой брака, осматривал отливки, как врач больного. Нельзя ли их исправить, заварить дыры? Недалеко от него техник чинил автомат газированной воды. За колонной готовились к работе сварщики, он услышал, что говорят о нем:
— …главный инженер. Снимет трубочку — любому на заводе прикажет.
— Тут не трубочка нужна, а дубина хорошая. Не тот характер.
Его разыскала секретарша:
— Директор сказал, чтобы вы позвонили.
Он пошел в кабинет, набрал номер Смоляка.
— Борис Иванович, почему вы не ходите на совещания? — спросил Смоляк.
— Не мог, — ответил Шубин.
— Прошу вас все-таки находить время.
Шубин промолчал.
— Как у вас дела? — спросил Смоляк. — На заводе нет литья. Главный конвейер на грани полной остановки.
— Половина вчерашнего литья ушла в брак, — сказал Шубин.
Смоляк помолчал, сказал: «Я надеюсь на вас, Борис Иванович», повесил трубку.
Он надеялся на Шубина. Если Шубин не справится, ему придется поставить нового начальника цеха и надеяться на него. Если не справится и тот, и даже тот, кто будет после него, завод, конечно, все равно не пропадет. Завод богат и обширен. Часть литья начнут делать другие заводы, где-то что-то разгрузится, где-то что-то добавится, заколеблется баланс на электронных табло у экономистов, установится новый уровень, вырастет себестоимость литья, и произойдет все это незаметно. Тут никогда не узнаешь, потеря это или шаг на более высокую ступень.
Новиков слышал телефонный разговор, он сидел рядом с газетой в руках. Поставить его вместо Сухоцкой? Не справится. Переругается с бабами. Туда надо ставить Рокеева. Сухоцкая, конечно, будет плакать здесь, в кабинете, но что ж делать. Шубин попросил Новикова:
— Федя, если сможешь, выходи в ночную смену. Надо, чтобы там был человек, который может отвечать за все.
Он хотел поговорить с Рокеевым до начала оперативки, но тот не пришел. Занимался машинами. Нет, это была хорошая мысль: поставить Рокеева на земледелку. Так он и сделает.
Сводка сменных заданий лежала перед ним. Брак не отразился на цифрах сводки, и она выглядела почти хорошо. Он отложил ее в сторону — еще не время говорить о ней — и раскрыл журнал. Нужно было проводить оперативку.
Пришли все вовремя. И Куц не опоздал. Глаза у Сухоцкой были красными. Шубин понимал: не от страха перед наказанием она плакала. Ей стыдно. И ей нелегко. Он еще и потому не хотел слушать их оправдания, что знал все их трудности не хуже любого из них. Были в цехе хорошие времена, ходили в героях, зарабатывали лучше других. А сейчас им трудно. У Куца забрали половину электриков, поставили формовщиками в третью смену. Блинову легче. Может быть, потому что характер у Куца был заносчивый и впечатление он производил неприятное, он не сумел доказать, что все электрики ему необходимы. А Блинов располагал к себе, и ему оставили его слесарей… Но входить в их положение сейчас было нельзя.
Попросил Сухоцкую рассказать, что случилось на земледелке. Не перебивал и, когда она кончила, попросил сесть и заговорил о другом. Он уже решил снять ее с работы. Опять открыл желтый журнал, и оперативка пошла, как вчера. Куц снова не выполнил одно из записанных ему поручений, Шубин сказал:
— Объявляю вам, Аркадий Васильевич, строгий выговор с предупреждением. Кстати, срок вашего заявления об увольнении истек. Оно недействительно.
— Я могу написать новое, — вскинул голову Куц.
— Не скажу, что это меня обрадует, но что-то делать надо. И последнее: вчера было записано всем пройти флюорографию грудной клетки. Кадол, сколько человек на вашем участке прошло флюорографию?
Ни Кадол, ни другие не могли ответить.
— Кто из присутствующих прошел флюорографию?
Все промолчали, отводя глаза. Шубин поднялся, захлопнул журнал.
— Завтра все будут отчитываться за каждого своего человека. Я буду спрашивать только о флюорографии. О работе не буду спрашивать! — Он заметил, что кричит и не пытался сдерживаться. — Все равно мы не работаем! Мы доказали уже, что не умеем работать! Не умеем мы работать! Но флюорографию мы можем пройти!
Сел, сказал тихо:
— Все. Оперативка окончена.
После этого он вместе с Рокеевым занимался машинами и стало ясно, что их нужно переделывать и переделка займет месяц. Пришлось признать это и Рокееву, хоть не хотелось — слишком долго он утверждал противоположное. Он скис, опять вспомнил про свою систему оплаты, пытался убедить Шубина. Не мог Рокеев найти равновесие, бросался из крайности в крайность. Заведя разговор издалека, Шубин привел его к мысли, что земледелка сейчас — главное и, можно сказать, упросил Рокеева пойти туда вместо Сухоцкой. А потом порвался конвейер — то, чего так боялся Блинов…
Утром Зина поздравила с пятидесятилетием и подарила пыжиковую шапку. Ради этого она совершила подвиг: поднялась с постели раньше его. Шубин поцеловал жену. Она подробно объяснила, что он должен будет надеть вечером на торжество: какие носки, какой галстук. Из-за этого он пришел в цех позднее.
У формовочного конвейера встретил земледельщиц. Они шли на смену в темных комбинезонах, на ходу повязывали косынки. Трое — объемистые, немолодые, а одна молодая, тоненькая. Та, что шла впереди, седая, круглолицая, пританцовывала, изображая кого-то, остальные смеялись. Увидели его, смутились. Лицо седой земледельщицы, круглое и гладкое, показалось знакомым. Может быть, работали вместе в литейном один.
Поздоровались, разминулись, и тут седая — наверняка они работали вместе! — решившись, обернулась:
— Борис Иванович, за что же вы Сухоцкую нашу обидели?
— А что же вы ее подвели? — спросил он.
Они окружили его. Кричали, перебивая друг друга, все вместе, что Сухоцкая не виновата, что плохие материалы, оборудование неотремонтировано, — он слышал знакомые выражения, теми же словами оправдывалась Сухоцкая, видимо, не раз они обсуждали все это вместе с ней.
— А нового своего начальника не видели? — спросил Шубин, пытаясь придать разговору другой тон.
— Нам старый годится, нового себе заберите!
— Вы бы посмотрели на него: молодой, красивый…
— А мы уже молодым не нужны, и сами без них обойдемся!
— Холостой, розовый…
Заулыбались. Так у них всегда кончается.
Весь проход на формовке был заставлен стержнями. Шубин подумал было, что третья смена не успела их выработать, значит, случилось ночью что-то, но ночью ничего не случилось и смена работала нормально. Просто стержневое отделение перевыполнило план. Так и шло