Шрифт:
Закладка:
– Говоришь, ничего не осталось, а у самой дома орава детишек бегает! Отдавай мне в услужение старшего и, так и быть, помогу тебе кораблей дождаться.
Долго плакала вдова Флаэрти, до ночи сидела она на пустой кухне и причитала.
– Небо, звезды, земля или море, помогите же мне!
Вдруг вздрогнула, услышав стук в дверь.
– Кого там еще принесло в такой час?
– Пусти погреться, добрая хозяйка, в долгу не останусь, – раздался веселый голос с улицы.
Не боясь уже ничего, она отперла дверной засов и увидела на пороге молодого парня в зеленом дорогом платье с шелковым дорожным мешком за спиной.
– Проходи, юноша, только кроме простой каши и пары поленьев в моем очаге мне и предложить то тебе нечего.
– Только об этом я и мечтал, когда пробирался здешними лесами к городу.
Она зажгла камин и поставила перед гостем свою миску с кашей.
– А ты не голодна, хозяюшка?
– Нет, – соврала несчастная Мэгги, – рассказывай лучше, какими судьбами к нам в Корк пожаловал.
– Торговец я, зовут меня Джек. Вот на днях к вам обоз мой должен подойти, а я наперед его приехал, чтобы встретить.
– Дурное же время ты выбрал.
– А что так?
– Да торговать тебе вряд ли с кем удастся: народ у нас обеднел за эти дни, хоть шаром покати. А деньги только у старого Мэдигана водятся, да только с ним особо не поторгуешься.
Тут сердце доброй Мэгги не выдержало, и она расплакалась. Когда Джеку удалось ее успокоить, она и поведала ему свою беду.
– Не кручинься, добрая хозяюшка, авось смогу твоему делу помочь. Ложись лучше спать. Чует мое сердце, завтра дела твои наладятся.
Не поверила ему Флаэрти, но доброе слово успокоило ее душу, и она пошла спать, постелив гостю у камина.
В это время дед мой, звали его Шон, не мог уснуть и сидел за приоткрытой дверью. И вот какую картину он увидел в каминной: Джек сел спиной к огню, открыл свой зеленый мешок, поставил его перед собой и, хлопая в ладоши, заговорил.
– Уги, Туги, Мигги и Вигги, выходите-поклонитесь.
Тут же из мешка выскочили маленькие человечки с рыжим бородами в разноцветных сюртуках, встали вокруг Джека и склонили головы.
– Вот что: приготовьте мне к завтрашнему утру богатую повозку с диковинкам и приведите ее к городским воротам. Да сообщите слугам мистера Питера Мэдигана, что в город прибыл знаменитый торговец Джек с лучшими своими товарами и остановился в доме достопочтенной вдовы Флаэрти.
– Будет исполнено, Хозяин, – пробасили в ответ карлики и тут же исчезли.
Шон не поверил своим глазам и до утра не мог их сомкнуть, а как только солнце заползло в детскую, он услышал настойчивый стук во входную дверь.
Сам Мэдиган явился с двумя слугами на порог их дома и барабанил в дубовую дверь. Когда Мэгги отворила, он по-хозяйски вошел внутрь. Слуги тотчас же принялись накрывать на стол. Давненько дом Флаэрти не видел такого роскошества. Тут и запеченный гусь, и пудинг, два пирога, наваристая уха, сластей всяких и не сосчитать. Три пузатых бутылки старого вина возвышались над эти роскошеством.
– Позови-ка гостя своего отобедать, да и сама присядь с детишками, – старика Питера было не узнать. Благодушная улыбка, второй раз в жизни появившаяся на его суровом лице, так удивила Мэгги, что она, не успев опомниться, подняла всех домочадцев, включая торговца Джека.
– Как доехали, дорогой гость?– елейным голосом обратился к нему Мэдиган.
– Да ничего. Дорога ухабистая, мостовые кривые, в общем, все в порядке, – Джек улыбался, попивая вино из принесенных слугами серебряных кубков. – А у вас тут всех гостей так встречают, или только мне повезло?
Старик рассмеялся и что-то невнятное проблеял в ответ, а затем, когда дети со слугами и хозяйкой вышли из-за стола, он заговорщически наклонился к Джеку и тихо заговорил.
– Был я сегодня у вашего обоза. Столько там всего интересного! Но краем уха услышал, что вы владеете тем самым знаменем из Данвегана…
– Это вам небось пройдоха Вигги сболтнул? Уж надеру я ему уши, но скрывать не буду – так оно и есть.
– Я готов предложить за него любую цену, которую назовешь.
– Ну, тут дело такое… Вам ведь наверняка известно, что оно может исполнить любое желание. Я храню его очень давно, и буду хранить, пока не встречу достойного человека, чье желание не обернется катастрофой для всех остальных.
– Как же мне доказать вам, что я достоин?
– Для начала, я слышал, что в ваших местах появился пройдоха, наживающийся на бедственном положении горожан. Ему теперь чуть ли не весь город принадлежит. Найди его и верни людям все, что им причитается.
– Ну, это будет проще простого, а затем?
– А затем, чтобы быть уверенным, что не ради наживы ты все это затеял, раздай им поровну все свои богатства и приходи один на болота близ города. Там я тебе и передам свое сокровище.
Питер не стал долго раздумывать, ведь исполнение любого желания сулило ему куда больше, чем он мог получить с несчастных бедняков Корка. Потому, выполнив все условия, он явился в назначенный час на болота. Стояла глухая безлунная ночь. Вдруг в непроходимой стене тумана он заметил четыре маленьких огонька. через пару минут к нему вышел торговец Джек в сопровождении своих маленьких слуг, держащих колдовские фонари на вытянутых руках. Чуть поодаль от этой процессии притаился маленький Шон.
– Я все сделал, как ты сказал, теперь давай сюда знамя, – в глазах скряги трепетал недобрый огонек.
– Даже если бы оно было у меня, ты последний, кому я доверил бы такую реликвию.
– Ты обманул меня, негодяй! Ну что же… Тогда ты с лихвой поплатишься за это! Ты и все мерзкие бедняки этого дрянного Корка!
– И тут ты ошибаешься: сегодня не простой день, – Джек провел рукой по туману, и Шону показалось, что тот довольно заурчал. – Не выбраться тебе этой ночью с болота, ведь как ты всегда любил говорить, за все под этим небом приходиться платить.
Тут порыв ветра сдул пламя в руках старика Мэдигана, и плотный туман скрыл его фигуру.
– А ты выходи к нам, мальчик, не стоит в такую ночь одному бродить по болотам. Вигги доведет тебя до города.
Шон робко подошел к освещенному зачарованными огнями торговцу Джеку и спросил:
– Кто ты такой, и откуда взялся?
– Зовут меня торговец Джек, а дом мой – небо, звезды, земля или море!
– Андрей, ты меня ждешь? – Рита сильно изменилась с их последней встречи. Помимо короткой теперь стрижки и новой манеры одеваться, ее взгляд больше не излучал пронзительного, почти детского восторга. Он стал тяжелым и казалось, принадлежал кому-то старому, умудренному жизнью, а не девушке, едва разменявшей третий десяток.