Шрифт:
Закладка:
А вот Римуса, по неведомым причинам, вечерами держали в заточении в его номере. Три шерифа торчали у дверей, не двигаясь с места и не отвечая на его яростные мольбы.
– Ты выходишь по вечерам? – спросил он у Харра, подтверждая свои подозрения.
– Ну да.
– Не возьму в толк, почему всем твоим парням позволено гулять, – сетовал Римус, и Харр пообещал разузнать насчет этого.
* * *
Просовещавшись шестнадцать часов, присяжные признали коменданта Сартена виновным, приговорив его к заключению в той же тюрьме, которой он прежде управлял. По завершении процесса Римуса, Харра и остальных бутлегеров отправили обратно в окружную тюрьму в Афины. Имоджен поехала поездом домой в Цинциннати и на этот раз задержалась там надолго. Римус в мельчайших подробностях представлял ее обычный день – как она сидит перед трюмо в своем будуаре, как плещется в “Термах Имоджен”, катается на машине вместе с Рут. Ее отсутствие стало отдельным самостоятельным явлением, оно заполняло пространство, завоевывало сознание.
Исступленно он сочинял письма, внезапно ощутив смущение и неуверенность после пяти лет брака.
Моя единственная жена.
Как же так вышло, что ты моя мартышка, моя сороконожка, ты драгоценность, ты самоцвет, ты все это вместе в одном; если бы ты была со мной прямо сейчас, я бы доказал тебе все перечисленное, с подлинным и непревзойденным рвением и напором. Что думаешь? Ты прекрасно знаешь, что независимо от того, как часто ты звонишь или пишешь мне, я каждый миг с нетерпением жду вестей от тебя.
Я благоразумно повинуюсь всем твоим повелениям и запретам с покорностью, которая тревожит даже тебя. Я видел, что “Инквайрер” опять пишет о нас на первых полосах. Надоедим ли мы им когда-нибудь? Похоже, нет. Как там Рути? Надеюсь, уже дома под твоей нежной и преданной заботой, которую только ты можешь ей дать. Я только что справился с поджариванием бифштекса с грибами, и он меня взбесил, жесткий, как подметка; большую часть отдам соседям; потом помою посуду и лягу отдыхать сегодня пораньше, как только поговорю с тобой. Хочу только одного, чтобы мы с тобой опять были вместе. Хотя мне кажется, что это произойдет совсем не так скоро, как мы надеялись. Погода здесь все такая же солнечная, я читаю, занимаюсь гимнастикой и чувствую себя совсем неплохо, только очень одиноко.
Обсуждаю сам с собой, не выпить ли мне вечером кофе; думаю, в итоге я все же остановлюсь на “выпить”, хотя лучше было бы этого не делать, нервы у меня в полном порядке, но вот разволновался, пока писал тебе, как видишь.
Вечером за ужином Харр поведал Римусу, что выяснил-таки про странную ситуацию в отеле “Роберт Фултон”: именно агент Додж приказал выпускать по вечерам всех, кроме Римуса. И это еще не все, Мэнни Кесслер часто видел Имоджен в обществе Доджа: они вместе обедали, сидели бок о бок в зале суда, вдвоем прогуливались по улицам, смеялись и вообще проводили время вместе.
Римус отложил вилку, устремив взгляд на Харра. Он был так бережен и нежен со своим творением, с таким тщанием выращивал Римуса-его и Римус-ее, пока они не стали практически единым целым, создавая мир, в котором будут жить вместе. Но сейчас, когда Имоджен повела себя таким образом, когда в мозгу его стучит так много вопросов, что-то треснуло – пара стежков разошлись, еще несколько обветшали, протерлись, шов пополз.
– Думаю, моя жена обходится со мной неправильно, – проговорил он. – Не понимаю, что она вытворяет.
Показания Олив Вебер Лонг
В: Подтвердите, действительно ли вы очень часто видели миссис Римус в доме вашей сестры?
О: Ну, видела ее там несколько раз.
В: Я спрашиваю вас, помните ли вы тот случай, когда слышали, как миссис Римус звонила кому-то в Цинциннати по поводу мистера Римуса?
О: Она говорила по телефону, валяясь в кровати, когда я вошла в комнату. Она сказала: “Ты связался с моими адвокатами?.. Ладно, я за ним присмотрю. Не волнуйся, не бери в голову, о нем я позабочусь”.
В: И что она сделала потом?
О: Она повесила трубку… она сказала [мне], что он сейчас ровно там, где ей хочется, чтобы он был, бедный дуралей… Еще она сказала, что если он продолжит все так же маяться дурью, как раньше, она с ним разберется; и что она пристрелила бы его, а затем заявила на суде о самообороне.
В: Что она сделала после этого заявления?
О: Она сняла трубку и заказала междугородный звонок Франклину Доджу в Лэнсинг, штат Мичиган… Она сказала: “Франклин, ты любишь меня? Уверен, что любишь? Как сильно ты меня любишь?” И она сидела на кровати и просила: “Скажи это еще раз”, а потом потянулась ко мне через всю кровать и приложила трубку к моему уху. Я услышала, как мужской голос говорит: “Ты же знаешь, я люблю тебя, дорогая”. Потом, повесив трубку, она мне сказала: “Правда же, у него чудный голос? Он такой замечательный”. И я сказала: “Да, голос у него чудесный”.
В: Положив трубку, говорила ли она еще что-нибудь о Франклине Л. Додже?
О: Она сказала, что влюблена в него… и еще сказала, что он сейчас носит очень красивую булавку для галстука, булавку, которая принадлежала мистеру Римусу, и она сказала, что тот просто взбесился бы. Она продолжала говорить, что он [Римус] там, где она хочет его видеть, потому что она его разорит… Она сказала, что единственное, на что он мог бы претендовать, это сертификаты на виски, и что они добывали их сообща, и она сказала, что скорее сожгла бы их, лишь бы ему не досталось ни пенни.
В: Как далеко она зашла в своих рассуждениях?
О: Она много раз повторила, что он там, где она хочет его видеть, из-за его брата, который в психиатрической лечебнице. И она может добиться, чтобы его тоже признали невменяемым.
Чрезвычайное происшествие в
