человеку, которого не знаю, но душевный инстинкт говорит мне, что Вы не оставите меня без внимания, отзоветесь на мою судьбу и подадите руку помощи в минуту абсолютной моей гибели с детьми и дряхлым стариком-отцом Ф.К. Миронова.

Уважаемый и добрейший М(ихаил) И(ванович), повторяю, что горькая нужда заставляет Вас беспокоить. Прошу Вас, сообщите мне о судьбе мужа, жив он или расстрелян он, и если нет его, то когда он расстрелян. Конец его жизни забросил меня в пучину ужасной нужды с детьми. Все, что было, разграблено белыми, как красноармейская семья. Дети разуты, раздеты, хотят учиться, а я не в силах им ничего дать. Прошу хоть маленькой помощи как семье бывшего красного вождя»[191].

Неизвестно, как поступил «всесоюзный староста», получив это послание, но те факты, что жена ничего не знает о расстреле мужа, что она с детьми брошена на произвол судьбы, говорят о многом. Заметим, что за Ф.К. Миронова просил не кто иной, а М.В. Фрунзе. Он писал в ЦК РКП(б): «30/8 мною получено от арестованного бывшего командарма 2-й Конной Миронова письмо с просьбой о его реабилитации. Ввиду исключительных заслуг Миронова, проявленных в борьбе с Врангелем, прошу Цека РКП о проявлении внимания к делу…»[192] Но Миронов был застрелен часовым во время прогулки, В нашей печати есть другие суждения на это счет. Например, в книге В.И. Голдина «Россия в гражданской войне. Очерки новейшей историографии (вторая половина 1980-х – 1990-е годы) на стр. 90—91 утверждается, что 2 апреля 1921 г. Миронов был «расстрелян в Бутырках по приговору Президиума ВЧК». Однако это не соответствует действительности.

В период новой экономической политики, как и в Гражданскую войну, органами безопасности широко применялась административная высылка. Необходимость ее была объяснена Ф.Э. Дзержинским в циркулярном письме 17 апреля 1920 г. Он отметил, что закон дает ВЧК возможность «административным порядком изолировать тех нарушителей трудового порядка, паразитов и лиц, подозрительных по контрреволюции, в отношении коих данных для судебного наказания недостаточно и где всякий суд, даже самый суровый, их всегда или в большей части оправдает»[193].

Высылка была трех видов: 1) из данной местности с воспрещением проживания в других определенных пунктах РСФСР, 2) из данной местности в определенный район, 3) за пределы страны. Так как в этой сфере деятельности было много злоупотреблений, ввиду отсутствия четких правил, органы власти старались упорядочить порядок содержания и освобождения ссыльных. Декретом «О порядке наложения административных взысканий», принятом 23 июня 1921 г., было четко определено, что административные взыскания могут налагаться лишь за проступки, а все уголовные дела должны разбираться в суде[194].

Декретом ВЦИК от 10 августа 1922 г. ГПУ предоставлено право административной высылки «в целях изоляции лиц, причастных к контрреволюционным выступлениям, в отношении которых испрашивается у Президиума ВЦИК разрешение на изоляцию свыше 2-х месяцев, в том случае, когда имеется возможность не прибегать к аресту». Президиум ВЦИК установить высылку в административном порядке двух видов: за границу или в определенные ГПУ местности. Комиссии было дано право высылать или заключать в лагеря принудительных работ на срок не свыше трех лет деятелей оппозиционных партий, а также лиц, дважды судимых за преступления, предусмотренные рядом статей Уголовного кодекса[195].

Рассмотрение вопросов о высылке отдельных лиц было возложено на эту комиссию, которая работала под председательством народного комиссара внутренних дел и представителей от НКВД, НКЮ, утвержденных Президиумом ВЦИК.

Нередко вопрос о высылке решал лично председатель ВЧК – ОГПУ. Например, 27 августа 1922 г. Л.Б. Красин обратился к нему по поводу предстоявшей высылки из Питера за границу профессора Ефима Лукьяновича Зубашева, одного из лучших специалистов по сахарному делу и технологии органических веществ; ему исполнилось 68 или 70 лет, он болел астмой. После революции работал в Советской России, хотя имел возможность уехать за границу. Не думаю, чтобы хотел и мог нам вредить. «Убедительно прошу, – писал Красин, – ознакомиться с его делом, и уверен, придете к выводу, что старика не за что и не следует трогать. Ведь даже и врага лежачего не бьют. Этот, повторяю, никогда и нигде против Советской власти не выступал. 27/VIII—22 г.». Без каких-либо мотивов 1 сентября 1922 г. Дзержинский отказал в выполнении просьбы Красина[196].

17 ноября 1923 г. Президиум ЦИК СССР предоставил право внесудебных репрессий Особой комиссии по административным высылкам (высылки и заключения в концлагерь на срок более трех лет ряда категорий социально опасных элементов). Права ОГПУ расширялись и по ходатайствам местных советских и партийных органов. Например, 4 декабря 1923 г. Юго-Восточное бюро ЦК по докладу ПП ОГПУ Юго-Востока «О развитии уголовного бандитизма в Ростове и других городах». Бюро постановило просить центральные советские органы предоставить ОГПУ право на высылку бандитских элементов в северные губернии. 11 марта 1924 г. Президиум ЦИК СССР предоставил ПП ОГПУ в качестве временной меры борьбы с бандитизмом право высылки социально-опасных элементов с Северного Кавказа.

В годы нэпа органы ВЧК – ОГПУ постепенно отказались от массовых административных высылок, которые порождали атмосферу недоверия, прежде всего интеллигенции, к власти, наносили ущерб науке и народному хозяйству, вели к другим негативным явлениям. Анализируя практику работы ВЧК – ОГПУ, Ф.Э. Дзержинский пришел к выводу, что практика широких высылок, даже к политическим противникам в отдаленные местности, особенно по подозрению, опасна, и выступил против этого. 27 мая 1923 г. Дзержинский выказал свою озабоченность Уншлихту и Менжинскому массовыми высылками:

«Массовые высылки возбуждают у меня большие опасения:

1. Они организуют и воспитывают высланных и закаливают их и доканчивают партийное образование и спайку.

2. Они организуют семейства высланных и «симпатиков».

3. Они поэтому содействуют развитию и укреплению данной партии в будущем и вырабатывают будущие кадры.

Поэтому я считаю установившуюся практику широких высылок по подозрению опасной для Республики, содействующей созданию антисоветских партий и полагаю необходимым повести борьбу с этой практикой.

Прошу Вас прислать мне данные, сколько, за что, куда мы выслали и высылаем из Москвы, так и других мест и какими принципами мы руководствуемся.

Необходимо войти по этому вопросу с докладом в ЦК. Я думаю, что необходимо установить следующие принципы:

1. Высылаются только активные и не по подозрению, а когда есть пол(ная) уверенность.

2. В тройке докладывает не только следователь или юридический отдел, а один из членов комиссии, который кроме ознакомления с делом знакомится и с самим подсудимым (иначе тройка будет всегда в руках следователя).

3. Не высылаются те, которые, можно ожидать, после освобождения перестанут быть активными.

4. Не