Трудно работать с такими командирами. С одной стороны, Барташов умен, смел и инициативен. В бою спокоен. При нужде первый из траншеи выскочит.

Но упрям до крайности. Бережет солдат, как гувернантка ребятишек. Мягкотелых генерал не любил, но и упрямство имеет свои пределы.

— Приказ об усилении разведывательных операций получите у начальника штаба, — генерал потушил папиросу и расстегнул ворот кителя.

— Есть! — Барташов козырнул и вышел, облегченно прикрыв за собой скрипнувшую дверь.

ГЛАВА 9

Юрка Попелышко грохнул на стол обшарпанный термос и сдернул ушанку.

— Налетай, братва! — крикнул он и вытер пот рукавом ватника. — Упарился. Солнышко сегодня в полнеба. С крыш капает, с деревьев. А на снегу от капели ямочки…

— На обед что? — спросил его Игнат Смидович, рябой широкоскулый богатырь с густыми бровями на обветренном, коричневом, как орех, лице. — Небось опять пустые щи притягнул?

— Суп фасолевый высшего качества, — Юрка откинул крышку термоса. — Первым из котла взял… Дневальный хозвзвода хотел вперед меня сунуться, но я трепанул, что старшина Маслов сахар выдает. Он к складу побежал, а я к котлу.

Юрка засмеялся, довольный, что ему удалось провести дневального из хозвзвода.

— На второе, Игнат, твое любимое, — сказал Юрка Смидовичу. — Бульба топтаная… Так, что ли, по-белорусски?

— Ты не балабонь, разливай, — Смидович сунул Юрке котелок и придирчиво смотрел, как тот орудует половником. — Ты набок-то не накреняй… У Маслова, что ли, обучался? Тот зачерпнет — вроде полная мера, а выльет — дна не покрывает… Плесни еще черпачок!

— На твое брюхо, Игнат, термоса не хватит, — сказал Попелышко, но добавил Смидовичу лишний половник. — Надо еще старшему сержанту оставить и Петухову.

— Гляди не забудь, — сказал подошедший с котелком разведчик Кудряшов, которого в разведвзводе звали просто Кудряш. — Петухов перетерпит, а старший сержант без еды свиреп. Без еды он становится как самый что ни на есть породистый эсэсовец.

— Ты бы, Кудряш, поосторожнее выражался, — посоветовал из угла сержант Харитошкин. — Услышит Орехов про эсэсовца, он тебе ума вставит.

— Ничего, — отмахнулся Кудряш и сбил на затылок шерстяной подшлемник. — Выше неба не посадят.

Бывший детдомовец Ленька Кудряш знал себе цену. Он умел кошкой прыгнуть на часового, швырнуть в блиндаж гранату, молнией метнуться в бункер и в то же мгновение сбить с ног налетевшего фрица.

Руки и ноги у Кудряша работали здорово. Голова только малость отставала. Когда капитан Пименов брал Кудряша в разведвзвод, он надеялся, что в разведке голова Кудряша получит развитие и тогда все будет в норме. Но капитан просчитался. Голова у Кудряша не смогла опередить его рук и ног. Поэтому Кудряша держали в разведвзводе на таких делах, когда надо было побольше шуму сделать.

В разведвзводе Кудряш был самым неутомимым охотником за трофеями. Он пламенно мечтал захватить у какого-нибудь стоящего фрица «дамский» пистолет. Нарядную и бесполезную немецкую пукалку калибра 6,3 миллиметра, изящную и маленькую, которую можно носить в кармане гимнастерки.

Разведчики уже устроились обедать, а Смидович все еще топтался с котелком возле Юрки.

— Не могу больше, Игнат, ребята сегодня все в сборе, — сказал Попелышко.

— Неразумный ты, Юрка, — вздохнул Смидович. — Четвертый месяц в солдатах, а голова как стреляная гильза. Может, через месяц я тебе этот уполовник салом бы отдал или сковороду жареной картошки отвалил, со шкварками.

Кудряш засмеялся.

— Наелись мы за зиму твоего сала, Игнат, уже по горлышко.

Дюжий Смидович не мог удовлетвориться котловой нормой, хотя по молчаливому согласию разведчиков ему наливали порцию раза в полтора больше.

Силу Смидовича уважали и берегли. В разведвзводе он специализировался на доставке «языков» из немецких траншей. Там, где нужно было два или три человека, Смидович управлялся один. Требовал только, чтобы «языков» пеленали в плащ-палатку. Терпеть не мог, когда они брыкаются.

Был Смидович медлителен и без нужды не ступал лишнего шага. Если поторапливали, объяснял, что за войну он уже нашагался, а впереди шагать еще много и вообще: «Тише едешь, дальше будешь».

Когда полк наступал, аппетит Смидовича получал полное удовлетворение. Разведчикам хватало трофейного питания, и ходить на кухню они считали ниже своего достоинства.

— На фрицевском аттестате живем, — солидно объяснял старшине Маслову Кудряш, забирая из кладовой только сахар и махорку.

В обороне разведчики вынуждены были садиться на котловое довольствие. Старшина Маслов не забывал пренебрежения к его заботам и мелко мстил строптивому разведвзводу. При раздаче он норовил поставить дневального разведчиков в хвост, придирчиво пересчитывал пайки хлеба и каждый половник супа. В обороне разведвзвод дружно ненавидел старшину Маслова.

Смидович от котлового довольствия сникал физически и падал духом. Ходил осунувшийся и неразговорчивый.

Сейчас у Игната был в ходу один, по его мнению, совершенно неотразимый довод: километрах в тридцати за линией фронта прямехонько по пути движения полка лежало родное село Игната — Дальняя Гута. С зимы Смидович уверял, что в Гуте он угостит разведчиков так, что те «полягут, где сидели».

Сержант Харитошкин не раз пытался урезонить Смидовича, что загадывать наперед во время войны — дело несерьезное. Шутка сказать, два раза пройдет война через Дальнюю Гуту. Видели, что от деревень остается, когда по ним война два раза прошагает…

Но Смидович был непоколебим.

— Наша деревня глухо легла. Болота кругом и леса. Не сунут туда фрицы нос. Да и жинка у меня хитрющая баба. Бывало, бутылку так спрячет, что в жизнь не найдешь. Уж если от меня умела хоронить, то от фашистов и подавно схоронит…

Кончались разговоры Смидовича и Харитошкина тем, что белорус оставался при своем мнении, а сержант вздыхал и говорил:

— Оказалось бы, Игнат, по-твоему, я бы потом наперед неделю тебе кашу отдавал.

— На что мне после Гуты твоя каша сдалась? — снисходительно откликался Смидович.

Сержанта Харитошкина считали в разведвзводе стариком. Перевалило ему за сорок, а, по общему мнению, солдатам в таком возрасте полагалось служить ездовыми в хозвзводе или охранять где-нибудь во фронтовом тылу склады с капустой.

Но Харитошкин вот уже полтора года командовал отделением в полковой разведке. Невысокий и тощий, как подросток, он умел проскользнуть тенью, проползти там, где, казалось, и ужа приметят, а потом пролежать без движения много часов подряд и высмотреть все дотошно и с такими мелочами, что иной раз у Юрки Попелышко и у Кудряша рот от удивления раскрывался.

Жизнь у Харитошкина была, как он сам выражался, разносторонняя: рыбачил на Каспии, мыл золото в Сибири, гонял плоты по Двине, потом стал строителем-монтажником и последние десять лет работал на крупных стройках.

В такой жизни Харитошкин нигде не осел,