выходили из немецкого тыла. Кудряш напоследок соблазнился распахнутой дверью блиндажа и швырнул туда гранату. Уходить пришлось под огнем в разные стороны. Это всегда сбивало преследователей с толку: за кем гнаться? Пока решали, разведчики успевали выиграть спасительную пару минут, спасительную сотню метров.

Кудряш нырнул в лощину, и немцы потеряли его из виду, Орехов же оказался на огромном поле, с весны вспаханном, а потом заброшенном. Он полз в борозде, а вдогонку ему строчили из пулемета и автоматов, отсекали путь, заставляли петлять, кидаться в стороны или лежать, уткнувшись в дернины, и слушать, как впритирку над головой свистят пули.

Вдруг с восточного края поля сухо треснул винтовочный выстрел, и сразу же осекся немецкий пулемет, перекрывавший дорогу. Старший сержант быстро пополз к укрытому месту. Затем снова треснул выстрел, и свист автоматных очередей над головой стал жиже.

Разбираться, что к чему, было некогда. Орехов одолел злополучное поле, прыгнул за куст ивняка и провалился во что-то темное. Стукнулся головой, увидел перед собой винтовочное дуло и вскинул автомат.

— Свои, дружок, — раздался в полутьме голос, а рука отвела в сторону его автомат. — В ножки надо кланяться, а ты пушкой грозишься.

Только тут Орехов рассмотрел в полутьме глубокого укрытия, устроенного под кустом, молоденького солдата.

— Спасибо, браток, — сказал он, уселся у стенки, отдышался и попросил: — Может, табачком выручишь? Трое суток не курил.

В ответ услышал смех и разглядел, что перед ним девушка. Снайпер в брезентовом пятнистом костюме. Брюки измазаны глиной, капюшон стянут шнуровкой под подбородком.

— Сильна! — удивился Николай. — Значит, проявила о разведчике женскую заботу?

— Жалко стало, — в тон ему согласилась девушка. — Гляжу, барахтается в полосе кутенок… Вот-вот его фрицы за загривок схватят, ну и пожалела… Я к несмышленышам добрая.

Глаза девушки прищурились и с вызовом глядели на Николая. Что, мол, еще хочешь сказать? Мы умеем разговоры разговаривать…

Орехову стало неловко. Снайпер его выручила, а он с подковырками полез. Он смутился и пробормотал что-то насчет того, что не забудет, как она ему помогла.

— Хоть бы назвался, что ли, — сказала снайпер. — А то мне и перед девчатами похвастаться нечем будет. Скажут — сочиняю.

Орехов назвал себя и спросил имя девушки.

— У меня фамилия, — поправила она. — Младший сержант Грибанова… Другой раз будут немцы по полю гонять, так и кричи: «Грибанова!» Помогу.

— Остра ты на разговор, товарищ младший сержант.

— Так теперь только острое и в ходу, — отозвалась снайпер и, снисходительно оглядев смущенного Орехова, улыбнулась. — Ладно, парень, не обижайся. Я ведь за этим пулеметчиком неделю охотилась. А на тебя он, как на подсадную утку, клюнул и открылся. Автоматчика я уже так, для ровного счета, цокнула. Чтобы лишний фриц воздух не портил… Теперь ползи, мне работать надо. Напарник твой метров двести ниже по лощине вышел. Дожидается где-нибудь в кустах… Иди, парень, чего уставился, не икона ведь.

Она, видно, заметила смущение Николая, а может, почувствовала, что тот едва держится на ногах, и подобрела.

— Лесом спокойно пройдешь, — сказала она. — Вот уж не думала, что в разведку таких долговязых берут… Родом-то откуда?

Николай ответил, что с Белого моря.

— Ух, так мы ж, оказывается, земляки? — удивилась девушка. — Я ведь тоже архангельская, из-под Мезени.

Помолчала и добавила:

— Валей меня звать. Грибанова Валя. Может, еще увидимся?

Увидеться за зиму им довелось несколько раз. Раза три на передовой, один раз мельком на дороге и еще раз в дивизионных тылах, где располагался взвод девушек-снайперов.

Сейчас Орехов перебирал в памяти эти встречи и думал, что летом и Вале воевать будет легче.

Когда в лесу засиневатились сумерки, разведчики вылезли из-под снега и поползли обратно. У берега под Ореховым лед треснул и стал прогибаться. Он рывком кинулся в сторону, и разведчиков заметили немцы. Они долго хлестали по льду из пулеметов. Разведчики лежали неподвижно и думали, попадут в них паршивые фрицы или промажут?

Орехов зашел за дощатую перегородку, где размещался командир взвода лейтенант Нищета, и доложил результаты разведки.

— Три дота с бронеколпаками? — переспросил лейтенант. Он сидел на скамейке, положив ногу на ногу. Трофейная стеариновая плошка освещала продолговатое с узкими скулами лицо. От взъерошенных бровей на лоб ложились смешные тени. Нос у лейтенанта был сапожком, глаза широко расставлены. Волосы расчесаны на аккуратный пробор, у висков пушистые бачки.

Молод был лейтенант Нищета. В девятнадцать лет назначили его командовать взводом разведки, где только Юрка Попелышко, который, по общему мнению, был сосунок сосунком, оказался младше лейтенанта всего на три месяца. Поэтому Нищета старался изо всех сил выглядеть взрослее, говорил начальственным баском, без нужды придирался и считал, что главное — это держать взвод в кулаке.

На Орехова лейтенант смотрел начальственно и въедливо, допытывался, почему тот считает, что три дота усилили бронеколпаками. Может, это и вовсе не бронеколпаки были, а просто немцы лес для бункеров приволокли и скидывали бревна в траншею?

Орехов стоял в мокром полушубке, голодный и злой, и еле сдерживал раздражение. Он объяснил зануде лейтенанту, почему считает, что это были именно бронеколпаки.

С подола полушубка капало на пол. Было душно и жарко от натопленной печки. Глаза слипались, голова была тяжелой и тупой.

— Наверняка колпаки, — вяло говорил Орехов и наугад тыкал пальцем в карту. — Вот здесь три штуки…

— А может, больше? — лейтенант уставился на Орехова. — Вы же не видели, на слух только…

Николай переступил с ноги на ногу. Попадется же на солдатскую голову такой сундук, как их взводный! Разве растолкуешь ему, что можешь говорить только о трех… Черт его знает, может, их на обороне у немцев два десятка? Что слышал, о том и говорит.

— Надо было посмотреть, — сказал лейтенант. — Приносите непроверенные данные.

— А вы проверьте их, — вскипел Орехов. — Сходите в траншею и пересчитайте. Может, немцы вам ворота откроют?

— Не забывайтесь, товарищ старший сержант. — Нищета встал и поправил ремень. — Надо будет, и в траншею схожу.

У командира разведвзвода были со своим помощником сложные взаимоотношения. Дело в том, что зимой старшему сержанту Орехову довелось два месяца командовать разведчиками. Командир полка обещал Орехову, что представит его к офицерскому званию. Но тут из дивизионного резерва прислали на разведвзвод этого лейтенантика. Николай обиделся, сдал Нищете командование и теперь недоверчиво следил за каждым шагом командира, за каждым его жестом, каждым словом. Нищета это чувствовал и, в свою очередь, держался с помощником сухо и настороженно.

От печки душно морило теплом. Николай расстегнул полушубок и вытер ладонью лицо.

— Что с вами? — лейтенант пристально посмотрел на Орехова.

— Спать хочу. Двое суток не спал…