Бубнов разложил лесенку, взобрался наверх и распахнул дверцу.

– Ну заходи, – кивнул он и скрылся внутри.

Помню, когда-то я читал про советского миллионера, который жил в крутейшей квартире, где дверь была задекорирована под потертый дерматинчик. Вот и здесь примерно так. Насколько я помню, в санитарных машинах штатные места под носилки с двух сторон, в три яруса. Они одну сторону выбросили напрочь, на этом месте стоял операционный стол. Самодельный, но, несомненно, под это дело. Сверху висела лампа бестеневая, тоже явно кустарщина, из шести автомобильных фар. Стерилизатор, какие-то емкости, биксы… Я стоял и тихо охреневал.

– Это сколько же тут сделать пришлось? – спросил я Бубнова.

– Нравится, да? – с гордостью спросил Петя. – Это Шота всё организовал. Спирта немерено пришлось отдать, но зато результат! Мы здесь всё можем сделать!

Насчет «всё» сомнительно, но согласен – в такой «санитарке» сотворить можно намного больше, чем в обычной.

– На пока, почитай, – сунул он мне какой-то серый листочек с бледно отпечатанным текстом.

Явно неофициальное что-то. Памятка воина-интернационалиста. Обычные благие намерения. Специально, чтобы вымостить дорогу сюда. Местных не трогать, имущество не повреждать, баб не задевать, мулл уважать, если что надо, то через Царандой. Ничего ни у кого не брать, из колодцев не пить, еда только своя. Даже мне понятно, что в жизни это не делается.

– Что там смешного? – спросил Петя, заметив мою улыбку.

– Да вот читаю, анекдот еще один вспомнил. Про общество охотников. Где решают, сколько брать с собой. Предложили по бутылке. Возражения – в позапрошлом году так было, некоторые не вернулись, заблудились. По две – та же петрушка, в прошлом году три человека ружья потеряли. Встает один и предлагает – взять по три, ружья оставить дома, из автобуса не выходить. Так и здесь. Держи, ознакомился.

– Смешно, – буркнул Бубнов. – Обхохочешься, – и вдруг, хрюкнув, засмеялся, хлопая себя по коленям: – Из автобусов… ха-ха… не выходить… Не, придумают же, – он вытер уголки глаз.

– А в жизни как всё происходит? – спросил я, кивая на инструкцию.

– Мы сидим и ждем. Надо будет – принесут, помощь окажем. Чем меньше будешь в дела вояк лезть, тем легче служба пойдет. У них своя свадьба, у нас – отдельно от них. Чем они там в рейдах занимаются – не наше дело. Так понятно?

– Куда уж доступнее, – ответил я.

* * *

Потом подошел еще фельдшер, Саня Тарасов. Сразу видно – дедушка Советской Армии. И не потому что выпендривался, с этим как раз у парня всё в порядке было – и помогал, и сам всё проверил, и недостающее притащил, без напоминаний составив список. Просто… видно. Научился человек себя уважать и других. Я посматривал за тем, что он делает – не для контроля, скорее, чтобы узнать получше. Сам бы я половину забыл, а вторая половина не пригодилась бы.

Позанимались, сходили на обед и снова вернулись. Петя Бубнов рассказывал, как ходят, как сдают. И показывал. Короче, к вечеру голова у меня немного распухла от новых знаний и жары. Так что после ужина я собрался до самой вечерней поверки организовать себе личное время. Сходил только сначала к Копцу, проведал его.

Илья умирать передумал, антибиотики сделали свое дело, и выглядел он лучше прежнего – и одышка исчезла, и на щеки вернулся легкий румянец. Симулянт, короче. Конечно, почему бы не полежать на кровати, книжечку не почитать. Интересно, с какой радости он ее под подушку так быстро спрятал? Антисоветчина какая-то, что ли?

– Что пишут? – спросил я, кивая на изголовье кровати. – Заныкал плохо, уголок торчит. Колись, про что книжка?

– Да про любовь… – смутился Копец. – Принесли вот… Увлекательно.

И он вытащил довольно объемный кирпич в бежевом коленкоре. На обложке золотые виньеточки, всё по фэншую. И название – «Анжелика». Как же, плавали, знаем. При советской власти весьма популярная книженция.

– Ну и как там? Графья, князья, прынцы? – спросил я, пододвигая поближе к кровати Ильи табуретку.

Кстати, кто не в курсе, армейская мебель весьма увесиста. При нужде можно использовать вместо холодного оружия. Мне только интересно, сколько кубических километров этого добра притащили интенданты из Союза сюда?

– Хорошо пишут эти Голоны, – выдал свое мнение Копец. – Прямо жизненно. Читаешь и представляешь…

– Так фильм же есть, – удивился я.

– Там не то, – презрительно махнул рукой Илья. – Хотя артистка красивая… Говорят, продолжение есть. Не слышал там в Москве?

– Как же, нас собирают два раза в неделю на Красной площади, по вторникам и субботам, новости рассказывают, – улыбнулся я. – Но продолжение есть. И не одно. Штук десять, наверное. Только на русский еще не переводили вроде.

– Фигня, подожду, – легкомысленно загадал Копец. – Охота узнать, чем дело кончится.

– Выздоровлением и дальнейшей службой, чем еще?

– Не трави душу, как подумаю, что до смены полтора года еще здесь куковать…

* * *

Иду к себе, думаю об уставе гарнизонной и караульной службы. А о чем мне еще думать? Только об этом. Ну и заодно карман поглаживаю. Уж не знаю, как тут почта работает, но письмо от Ани притащили сегодня, хотя отправлено оно было за день до Ашхацавы. Писарь вручил. Рупь за сто даю, не обошлось здесь без шаловливых ручек и любопытного взгляда одного старлея. Иначе почему на день задержалось? Не верю я, что письма сюда из Кабула каждый день таскают. Хотя всё может быть. А что, мешки в подходящий транспорт побросали – и вперед. Неважно, сейчас приду, устроюсь поудобнее и почитаю.

«Помеха слева», – просигналил мне мозг. Надо не ворон считать, а по сторонам смотреть. А то рассказы о похищенных военных – совсем не предания старины глубокой. Кого-то находили потом, а кто-то и так исчезал, с концами. Не каждый день, может, и не каждый месяц, но всё же. Я повернул голову в тот же миг, когда Женя подхватила меня под руку.

– Вас что, только отпустили? – спросила она. – С утра как ушли, так целый день не было.

Блин, как-то мне совсем неудобняк стало. Только про Аню думал, письму радовался – и на тебе, получи.

– Да, устал как собака, – ответил я.

Вот точно, у женщин есть орган, отвечающий за интуитивное восприятие действительности. Только что Ким прижималась ко мне, и вдруг раз – вроде и держит под руку, как и прежде, но отодвинулась на десятую долю миллиметра, и какое-то напряжение чувствуется.

И точно – прошла со мной Женя буквально