— Возможно, мы уже опоздали…

Спрашиваю у прохожего, где здесь местный вокзал, и прячу телефон в карман.

Маргарита

Сейчас. Пять лет спустя

— Иди сюда, малыш, раз пришла.

Стою, не шевелясь. Внутри живота уже давно что-то щекочет, а позвоночник превратился в один сплошной нерв.

— Можешь ещё передумать. Я всё пойму. Но если сейчас останешься — не отпущу.

Воздух раскалился в доме ещё днём. А сейчас, кажется, хватит маленькой искры, и разряды свяжут нас воедино.

— Не уходишь, — Никита сейчас меня не спрашивает, он утверждает. — Марго, — его голос материализуется, врывается в мою кровь и несётся по венам. — Мне совсем не сложно подняться.

Делаю несмелый шаг.

— Я очень рад видеть тебя.

Второй шаг.

— Ты знаешь, как ты красива?

Третий шаг.

— Ты слышишь? Я могу подняться. Если надо…

Четвёртый шаг.

— Я больше не могу ждать. Ты снова пришла сама. Но на этот раз — тебе не сбежать. Прими это как данность.

И я забираюсь к нему под простыню. Впрочем, при такой жаре она не играет особой роли. Он обхватывает руками и шепчет мне в ухо.

— Больше всего на свете я боюсь проснуться, а тебя рядом уже не будет. Такие сны мне снятся через день. А через другой день — чужая станица, луна и абонент не доступен.

— Если позволишь, я объясню.

— Объяснишь. Но не сейчас, — он проводит ладонью по моей спине.

— Я хочу помочь тебе избавиться от твоих кошмаров. Если позволишь…

— Действуй.

Никита откидывается назад, и даже в темноте я вижу, как потемнел его взгляд.

Глава 22

Мои попытки помочь Никите избавиться от ночных кошмаров успехом не увенчались. Мягко отстранив меня минут через пять после моего прихода в гостиную, он сам взял весь этот долгожданный и важный процесс в свои руки.

Шум в моих ушах стоит такой сильный, что я с трудом понимаю, что он просит меня довериться ему.

— Расслабься, — шепчет Никита, укладывая меня на кровать.

Больше в течение ночи мы не произносим ни одного слова. Никита позволяет мне спать маленькими урывками в промежутках между тем, когда он жадно и нетерпеливо, снова и снова, настойчиво и упорно, раз за разом притягивает к себе, заставляя подчиняться и взлетать туда, откуда не так быстро и просто вернуться.

Этой ночью слова были бы явно лишними. Мы не могли насытиться друг другом, а от периодически подкатывающего отчаяния и боли разлуки мгновенно закрывались своими горячими объятиями и поцелуями. Никита брал то, что по праву должно было ему принадлежать все эти почти пять лет. Сегодня, переступив порог гостиной, я понимала, что по-другому с ним не будет.

И всё же на рассвете я почувствовала, как рядом со мной зарождается то, ради чего мы все живём. То, что должно быть у каждого человека. Это то чувство, когда ты можешь окружающих вокруг тебя людей сделать счастливыми. И сделать, пусть и чуточку, но добрее наш мир.

— Доброе утро, Марго! — его большая ладонь ласково проходится по местам, которые ночью горели от поцелуев.

Мне не верится, что я снова слышу, как он меня называет. Всё кажется, что скоро сон закончится, и мне лишь достанутся воспоминания тех неполных двенадцати дней.

— Доброе, Никита!

— Наверное, тебе пора вставать. Скоро Кузьма проснётся. Не надо, чтобы он пока нас видел. Сначала объясним всё ему, и тогда я буду ночевать в твоей спальне, когда приеду.

Сердце ёкает. Неужели он собирается приезжать лишь иногда? Чтобы недолго побыть с нами… Видеться с сыном…

— Марго, я тебя прошу, — Никита повысил голос. — Если тебя что-нибудь беспокоит, то, пожалуйста, сообщай мне об этом.

Я удивлённо вскидываю брови.

— Ты так удивляешься! Поначалу, — почти зло произносит Никита, что для меня становится новинкой. — А потом делаешь свои самостоятельные выводы и убегаешь. Да что там убегаешь! Это было бы ещё полбеды. Ты, твою дивизию, творишь, не пойми что! — нервно наблюдаю, как он пытается успокоиться, старается дышать глубже. — Делаешь то, что потом исправить нельзя…

— Я честно не понимаю, о чём ты говоришь, — несмело шепчу ему в ответ.

— А вот я почему-то уверен на все сто процентов, что сейчас ты думала о том, что я буду приезжать к тебе только по праздникам и выходным, чтобы увидеть сына. Так?

Я отвожу глаза.

— Маргарита, смотри на меня! Об этом ты сейчас думала? — он берёт меня за подбородок и удерживает мою голову, а затем медленно наклоняется ко мне.

Его глаза оказываются так близко от моих, что мне кажется, он готов заглянуть в мою душу. Так и происходит.

— Ты только что об этом подумала? — он уже двумя ладонями обхватил мои скулы и держит голову, не позволяя отвести глаза. — Так подумала? Отвечай.

— Да, — горько вздыхаю я.

А он прижимается губами и целует. Жадно, с натиском, будоражаще до кончиков пальцев. Резко отстраняется и встаёт.

— Вставай, пойдём завтрак сыну готовить, — протягивает мне руку и помогает подняться с кровати.

— Никита…

Он не даёт договорить и опять закрывает мне рот поцелуем.

— Тшш… Говорить будем потом. Дай вспомнить мне тебя, — берёт за плечи и добавляет. — Только, пожалуйста, прошу тебя, не думай обо мне так плохо. Не могу понять, откуда у тебя такое мнение сложилось о моей жизни. Из всего плохого, что я тебе сообщил пять лет назад, это была информация только о том, что у меня были девушки.

— Никита…

— Слушай и запоминай. Я приехал к тебе. Или за тобой. И за сыном, как это внезапно вчера выяснилось, — говорит и мягко улыбается. — Приятно, кстати, выяснилось, — добавляет и протягивает руку к моей щеке, чтобы погладить. — Это мы ещё успеем обсудить втроём на семейном совете. Где и как нам жить.

И толкает меня на выход из комнаты. А потом легонько хлопает по пятой точке.

— Муж, между прочим, есть хочет, — третий раз называет себя моим мужем. — Ты сама вчера переступила порог. Я предупреждал тебя.

Я делаю серьёзное лицо и быстро иду на кухню. Чтобы не засмеяться от счастья, внезапно свалившегося на голову. Никита в два прыжка догоняет меня и разворачивает к себе лицом:

— Маргарита, спасибо за сына! — и прижимает, чтобы снова обнять. — Ну, что смущаешься, Колючка моя, — гладит по спине. — Хорошего парня подрастила.

Я слышу за спиной какой-то шорох. Через пару секунд ручонки Кузьмы обхватывают меня за бёдра. Началось, сейчас, похоже, делить меня начнут.

— Доброе утро, мамочка! — я подставляю щеку, чтобы он дотянулся поцеловать