Чтобы их развлечь, Трюс начала рассказывать им истории. Она вспомнила все сказки, которые слышала в детстве, и все истории, которые рассказывали в социалистических молодежных клубах. Она рассказывала о привидениях, о героях из своего детства – все то же самое, что нашептывала маленьким двоюродным братьям и сестрам, когда сидела с ними. Трюс говорила до тех пор, пока у нее не сел голос. И все равно время еще не пришло.

Дети не успокаивались. Трюс чувствовала, что теряет над ними контроль. Они хотели есть. Хотели писать. Хотели какать. Хотели вскочить, бегать кругами, играть, снова быть детьми. Забыть об ужасных обстоятельствах их нынешней жизни. Но рядом было минное поле, а за рекой – гарнизон немецких солдат и луч прожектора, выискивающий малейшее движение на реке, готовый в любой момент выхватить из темноты группу еврейских детей, пытающихся сбежать из тисков Третьего рейха.

– Ладно, ребята, – сказала Трюс. – Теперь давайте серьезно. Сейчас мы пойдем к лодке [147].

В конце концов, если их поймают в лодке, это будет ничем не хуже, чем быть пойманными здесь. По крайней мере у них останется шанс уйти на веслах.

Дети немедленно снова начали слушаться. Она без проблем провела их через луг, на котором действительно не было мин. Они уже слышали шелест реки, чувствовали ее запах. Плоскодонная лодка оказалась на оговоренном месте; на дне лежало четыре весла – слишком больших для ее команды.

Велев всем держаться тихо, Трюс по очереди усадила детей в лодку. Она взяла носовой платок, прилагавшийся к ее сестринской форме, и обмотала им уключину, чтобы дубовое весло не скрипело. Ей пришлось пожертвовать самодельной куколкой Рози, чтобы заглушить второе. Потом, зайдя в холодную воду по пояс, она оттолкнула лодку от берега и сама забралась в нее. Старшие мальчики и девочки, сидевшие на веслах, начали грести изо всех сил, но едва они отплыли, как прожекторы начали шарить по воде. Очень скоро один из них осветил их плоскодонку, ослепив Трюс и детей.

Старший мальчик, тот, которого она ударила по лицу, казалось, столетие назад, бросил весло. Он не хотел больше грести.

– Стреляйте, проклятые Гансы! – закричал он, обернувшись на свет [148].

Немцы послушались. Пулеметная очередь ударила мальчику в грудь, отправив его за борт. Падая, он раскачал лодку, и в следующий миг она перевернулась. Дети оказались под водой.

Трюс чувствовала, как они скользят мимо, уносимые сильным течением. Одновременно взвод немецких солдат бросился к берегу, и вода вокруг них вспенилась от пуль. Трюс поплыла к берегу, от которого они только что отчалили; крики детей раздавались у нее в ушах. Она уже была в безопасности, но вдруг развернулась, чтобы посмотреть, не удастся ли кого-нибудь спасти. Течение было быстрым. Тем не менее ей удалось схватить кого-то за руку, после чего она яростно погребла назад. Добравшись до берега и оглянувшись, Трюс поняла, что спасла Рози.

Маленькая девочка хватала ртом воздух. Трюс начала давить ей на живот и на грудь, потом повернула ей голову, чтобы удалить из легких грязную речную воду. Немцы уже плыли на лодках по реке, и она не могла вернуться за другими детьми. Этот эпизод она вытеснила из памяти и старалась больше к нему не возвращаться. Рози была здесь, и ее необходимо было доставить в безопасное место.

Снова через луг, потом через минное поле на четвереньках, мимо ограды из колючей проволоки. Обратно на дорогу, по которой они шли несколько часов назад. Ей пришлось нести Рози на руках; Трюс из последних сил взмолилась, чтобы на ферме, в которую она постучалась, оказались добрые люди – кто-нибудь, кто сжалится над ними.

В первый раз за этот длинный день удача оказалась на ее стороне. Двери открылись, и супружеская пара немедленно впустила их внутрь. Трюс передала Рози жене фермера и упала без сознания. Их обеих уложили в постель. Когда Трюс очнулась и поняла, что Рози нет, она запаниковала, но жена фермера успокоила ее, а Рози прибежала ее обнять.

Фермер был антинацистом. Чтобы немцы с собаками не нашли Трюс с Рози по следам, он посыпал их перцем.

Несколько дней Трюс оставалась на ферме, набираясь сил, прежде чем вернуться в Харлем. Супруги пообещали найти для Рози безопасное укрытие в Дордрехте. После долгих объятий и теплого прощания Трюс взяла кусок ржаного хлеба, который дала ей жена фермера, и села в телегу – друг фермера согласился отвезти ее в Амстердам [149].

Глава 16

Одной из главных задач Ханни в RVV было помогать обнаруживать и картографировать защитные сооружения, которые немцы в ускоренном темпе возводили на побережье Голландии. Союзники продолжали теснить вермахт – они уже были в Италии, на подступах к Риму, и ни для кого не являлось секретом, что вскоре они высадятся и на северном побережье континента. Оставалось гадать, где именно это будет, но с учетом плоского ландшафта и длины береговой линии, а также расстояния всего в 400 километров между Лондоном и Амстердамом Нидерланды считались отличным плацдармом для союзнической высадки.

Чтобы подготовиться к этому, немцы практически полностью опустошили Эймейден – город в устье Северного морского канала, к северо-западу от Харлема. Еще в декабре 1942 года там началось строительство защитных бункеров; тысячи жилых домов были разрушены ради очистки линии огня для германских войск, которые теперь могли оборонять морской путь в Амстердам. Население Эймейдена сократилось c 9800 до 1800 человек буквально за недели. Было снесено более шестисот зданий, а строительный мусор сваливали на пляже вместо заградительного вала, за которым начинались бункеры и шахты.

Голландцам было запрещено появляться в порту и на причалах. Громадная военная база, огороженная тоннами и тоннами бетона, строилась для обеспечения безопасности верфи, на которой собирали миниатюрные германские субмарины и морские катера-торпедоносцы (похожие на американские PT) для нападений на конвои и флоты противника в Северном море.

Кроме того, немцы строили пусковые площадки для нового опасного оружия, которое они начнут использовать ближе к концу войны: ракетных установок V‐1 и V‐2. Площадки строились в регионе зимой 1943–1944 годов.

Ханни с коллегами по Сопротивлению рисковали жизнью и свободой, когда ездили на велосипедах вдоль голландского побережья до Эймейдена и Гааги, составляли карты оборонных сооружений и передавали их союзникам для бомбардировок [150]. Такие поездки по стране были строго запрещены – verboten, – исключение делалось разве что для хорошеньких молоденьких голландок на велосипедах с поддельными удостоверениями. Умение кокетничать