Редкая прекрасная дама выходит с таким аксессуаром за пределы театральной ложи, но моя подруга как раз из немногочисленных чудо-женщин. В ее сумке найдутся полезные инструменты на все случаи жизни.

Я послушно взяла бинокль (компактный, но мощный, с тридцатикратным увеличением), настроила его под себя и наставила окуляры на пресловутое окно:

— О! Так оно разбито!

— Вот именно!

— Может, его ветром о стену стукнуло, стекло треснуло и осыпалось?

— Да уж, конечно! Мышка бежала, хвостиком махнула, оно упало и разбилось! — Ирка бесцеремонно вырвала у меня бинокль, еще раз посмотрела и уверенно заключила: — В стекле характерная дырка! Думаю, его камнем разбили.

— Зачем? — заволновалась я.

— Чтобы руку внутрь просунуть и защелку открыть, зачем же еще! Подержи.

Подруга последовательно сунула мне в руки бинокль, сброшенный с плеч палантин и сумку, после чего сделала несколько приседаний и сердитым шепотом очень нелестно высказалась в адрес производителя своих джинсов, ни фига не эластичных, хотя в них синтетики целых двадцать процентов.

— Не смей туда лезть! — Я схватила физкультурницу за ремень.

Она скептически оглядела меня, словно прикидывая, могу ли я реально ей воспрепятствовать (не могу, Ирка весит сто кило, а я только шестьдесят), но, против ожидания, не фыркнула презрительно, а согласилась:

— Не полезу. Давай ты, у тебя штанишки удобные. Смотри: сначала на заборчик, с него на карниз между этажами, а оттуда уже на подоконник. Что ты смотришь на меня, как Ленин на буржуазию? Я помогу, подставлю руки ступенькой.

— Штраф сорок тысяч, — напомнила я. — Или арест на три месяца.

— Это за проникновение, — не стушевалась Ирка. — А ты не будешь проникать. Посмотришь с подоконника, что там, внутри.

— Да что там может быть?

— Мало ли! Может, разгром после спешных поисков. Не зря же кто-то окно разбил.

— Полагаете, у нас есть конкурент? — К нам подошел Архипов. — Кто-то тоже ищет проклятую звезду?

— Хотелось бы исключить такую вероятность, но как мы это сделаем, если не заглянем в дом? — Ирка развела руками, всем своим видом показывая, что уступает не собственной авантюрной жилке, а исключительно давлению обстоятельств.

— Вадик, что там в УК, за заглядывание есть статья? — спросила я, уже прикидывая, как половчее поставить ногу на штакетник.

— Только за подглядывание. Статья 137 УК «Нарушение неприкосновенности частной жизни», наказание…

— Да какая там жизнь, дед же помер, — нетерпеливо оборвала его Ирка и сложила руки в замок, организуя мне ступеньку. — Давай, Лен.

— Я сам! — Вадик отодвинул меня в сторону и ловко влез на ограду, а с нее — на карниз, по которому подобрался к подоконнику и замер, сунувшись верхней половиной в окно.

— Осторожно, не порежься, там могут быть осколки! — запоздало покричала ему в спину Ирка.

Вадик нервно дернул ногой.

— Это он от моего совета отбрыкивается? — закусила губу подруга.

— Или дрожание его левой икры есть великий признак? — насторожилась я. — Архипов! Ну что там?!

Сверху что-то посыпалось, и обратным рейсом по маршруту подоконник — карниз — забор — земля обетованная намного раньше ожидаемого прибыл Вадик.

— Что, что! … там, — сказал он нехорошее слово. — Причем экзистенциальный. На потолочной балке веревка, а на ней петля, в которой мертвяк!

— Кто-о-о?! — спросила Ирка.

Я молча вытаращилась.

— Не знаю, нас не представили, — съязвил Архипов и вытер пот со лба рукавом совершенно негигроскопичной ветровки. — Кто-то в кедах, джинсах и худи. Спиной к окну висит, я лица не увидел.

Он сделал глубокий вдох, шумно выдохнул и засуетился. Вадик охлопал свои карманы, нашел мобильник, вытащил его, снова выругался и сообщил:

— Тут не ловит. Как будем полицию вызывать? Или никак? Может, пусть его без нас найдут?

— Без нас его в этой глуши еще не скоро найдут, — со вздохом возразила Ирка.

— Да не такая уж глушь, город рядом совсем, это Всеволожский район, — убеждал ее Вадик.

— Серьезно, Всеволожский? — Я неожиданно обрадовалась, даже в ладоши хлопнула. — Наконец-то повезло!

Ирка и Вадик посмотрели на меня, как на ненормальную. На их нерадостных лицах отчетливо читалось то, что они думают по поводу нашего везения.

— Да не с трупом, — ласково объяснила я. — С районом! Это ж мой, Мурино тоже к нему относится. А в Мурино у нас есть свой человек в полиции, забыли? Доблестный участковый, наш друг Валерий Петрович.

— Чайковский! — Ирка широко улыбнулась. — Точно, нам повезло!

— Нам-то да, а вот ему… — совестливо пробормотал Архипов.

Но его никто уже не слушал: мы с Иркой, толкаясь в узком проходе, заспешили к машине.

На кольцевой автодороге мы попали в пробку и приехали в Мурино уже вечером. Было почти семь, и педант Архипов выразил сомнение в том, что участковый еще не покинул свой кабинет. Но мы с Иркой свято верили в самоотверженность Валерия Петровича как честного труженика и оказались правы. Когда мы вошли в участок, Чайковский только закрывал дверь своего кабинета.

— А вот и мы! Сколько лет, сколько зим! — слишком радостно вскричала Ирка, и участковый опустил ключи мимо кармана.

Пользуясь тем, что Валерий Петрович нагнулся за упавшей связкой, я стукнула подругу по рукам, уже раскрытым для приветственных объятий.

Что-то мне подсказывало — не настолько нам тут рады.

— Здравствуйте, дорогой Валерий Петрович, — сказала я с доброй, но не слишком широкой улыбкой.

— Как поживаете? — вежливо поинтересовался Архипов.

По лицу участкового я прочитала честный ответ: до нашего появления он думал, что не очень хорошо. А вот теперь понял, что еще минуту назад существование его было практически безмятежным, то ли дело теперь, когда мы вдруг объявились.

Но вслух этот похвально сдержанный человек сказал лишь:

— Как обычно, — и уставился на нас настороженно и выжидательно.

— Много дел? — сочувственно спросила Ирка.

— И тел? — добавила я, без промедления перебрасывая мостик к актуальной теме.

— Не пугайте меня, — попросил Чайковский и взвесил связку ключей на ладони, будто прикидывая, не метнуть ли ее в нас, как гранату.

На самом деле он, конечно, всего лишь раздумывал, не открыть ли снова кабинет, чтобы принять нас там.

— Время ужина, — сказал хитрюга Архипов. — Разрешите угостить вас шаурмой?

Шаурму наш участковый уважает. Хотя, на мой взгляд, это дико звучит: Чайковский и шаурма! Тем более, что шаурма (в Питере надо говорить «шаверма») в северной столице неправильная. Чего стоит одна только манера местных шаверменов подавать ее с клюквенным соусом! Фу, какая гадость! Но любой сытый мужчина всегда отличается повышенной сговорчивостью, и участковый не исключение. Поэтому мы с Иркой только переглянулись и поморщились, но возражать против предложения Вадика не стали.

Мы даже позволили недоверчиво поглядывающему на нас Чайковскому спокойно съесть свою порцию.