внешность Роуз несколько изменилась с тех пор, как был сделан тот самый снимок, на котором она в больших очках и с копной темных волос. Или, может быть, Калиса была ослеплена поведением Тетушки Роуз, которая знала, как получить желаемое. Например, Калиса поднималась и заваривала ей чай. Однако Роуз управляла другими в настолько приятной манере и таким коварным образом, что отказать было невозможно, даже если вы понимали, что вами манипулируют. Роуз, вне всяких сомнений, использовала этот навык, чтобы заставить Фреда делать все, что она хотела.

Иногда я зависала на заднем плане, смотрела новости и вежливо разговаривала, заинтригованная влиянием Роуз на Калису.

В тот день, когда Роуз вышла из-под моего наблюдения в феврале 2005 года, мы обменялись лишь несколькими словами. Я держалась так же формально, как при ее прибытии в ШИЗО.

– До свидания, Роуз, берегите себя! – сказала я. Это было что-то неуместное и бессмысленное.

На следующий день я, как обычно, выпустила Калису из камеры, чтобы она посмотрела новости.

– Сегодня вы одна, – сказала я, когда она уселась перед телевизором.

У Калисы был сильный акцент, и иногда мне было трудно понять ее.

– Боже мой, только посмотрите, что сделала эта ужасная Роуз Уэст! – прокомментировала она главную новость. По мере приближения суда новостей о Роуз становилось все больше. – Пусть восторжествует справедливость! – воскликнула она. Она неожиданно громко выразила свое презрение.

Мы обменялись взглядами с Джессикой Мерфи, одной из надзирательниц ШИЗО.

– Что вы имеете в виду? – спросила я. Эта ситуация меня озадачила.

– Эта ужасная Роуз Уэст убила столько женщин, – ответила она.

Я нахмурилась.

– А с кем вы, по-вашему, сидели рядом все это время?

Если бы Калиса могла побледнеть, она бы побледнела. Она была в абсолютном шоке.

– Мисс, скажите, что это неправда. Скажите, что это неправда.

– Это правда. Ее звали Роуз. Она была в больших очках.

– Боже мой! – взвыла Калиса.

Мы с Джессикой смеялись до слез. Как она могла этого не понять? Подобные моменты приносили нам облегчение в рабочей среде, которая могла бы быть очень мрачной.

Роуз Уэст предстала перед Королевским судом Винчестера в сентябре того года. Самоубийство Фреда не спасло: ее приговорили к десяти пожизненным срокам за изнасилования, пытки и убийства женщин и направили в тюрьму максимально строгого режима. Расследование показало, что это она стояла за всеми убийствами и манипулировала Фредом. Эта новость нисколько меня не удивила. Меня не шокировало и то, что Роуз называли «в высшей степени манипулятивной» в каждой тюрьме, в которую ее переводили. Она убеждала сотрудников тюрьмы оказывать ей услуги. Для меня все эти признаки были очевидны уже в те месяцы, которые Роуз Уэст провела со мной в ШИЗО.

14. Выпекание правды

Сафрон-Уолден, Эссекс: настоящее время

Мне повезло, что в кофейне наверху такой хороший кофе. Я наливаю двойную порцию эспрессо в сливочный крем. Блендер жужжит, заглушая радио, пока я превращаю кофе в пенистое совершенство.

Кофейно-ореховый торт. Таким будет сегодняшний pièce de résistance[8]. Правда, я редко ограничиваюсь приготовлением одного лишь торта. Мой личный рекорд – 16 партий булочек. Я уверена, что однажды мне удастся его побить. Моя соревновательность на кухне напоминает мне о досмотре передачек с едой, о которых я говорила ранее. Тогда мы пытались превзойти друг друга в количестве найденных свертков с героином.

После пяти минут взбивания на высокой скорости я проверяю сливочный крем. Он еще не готов. Я облизываю ложку: пока он недостаточно воздушный и нежный. Я добавляю немного молока, ингредиент, который делает крем невероятным, как сказала бы Мэри Берри.

Я так увлеклась выпечкой, что на мгновение забыла, что не одна.

У нас появился новый сотрудник: Люк, 22 года, родом из Эссекса. Он учится на су-шефа, и все утро был занят совершенствованием куриного салата «Цезарь», надеясь впечатлить босса.

Он очень милый и вежливый, но болтливый. Узнав, что я много лет назад работала в тюрьме, стал ежеминутно задавать мне вопросы. Я не вдавалась в подробности, но он пришел в восторг, встретив человека, работавшего по другую сторону. Уже четвертое утро подряд он приходил на работу, здоровался и обрушивал на меня шквал «как», «почему» и «вы не возражаете, если я спрошу вас о…»

Обычно я не распространяюсь о своем прошлом. В городе я держала язык за зубами и оставалась вне поля зрения, но в Люке было что-то располагающее, из-за чего мне хотелось немного ему открыться. В нем есть какая-то тихая решимость. Возможно, я видела в нем себя.

Я почувствовала, что он что-то замышляет, задумчиво посыпая пармезаном горы салата «Айсберг». Я ждала привычного шквала вопросов, но его не последовало. Я могла слышать, как работает его мозг.

– Я не против, если ты задашь мне вопросы, – сказала я.

Возможно, в разговорах об Уормвуд-Скрабс есть что-то целебное, поскольку, как только у нас возникает пауза, мне хочется продолжить.

– Как вы собираетесь добиться аромата грецкого ореха в торте? – в итоге спрашивает он.

Я посмотрела на него искоса.

– Это действительно то, о чем ты хочешь меня спросить?

Он слегка покачал головой. У него доброе лицо. Глаза улыбаются, но при этом скрывают пару историй. Я видела много таких лиц с отпечатками жизненного опыта.

У Люка были короткие волосы и бородка в стиле Джорджа Майкла. На нем был белый поварской костюм, и он был горд носить его. Я знала это чувство. Униформа может внезапно придать вам собранности и вселить чувство принадлежности.

Он глубоко вздохнул и наконец перестал ходить вокруг да около.

– Мой брат в тюрьме, – сказал он тихо. Его слова словно были тяжелыми и тянули его вниз.

Думаю, я этого ожидала. Я мало что не видела, не слышала или не ожидала.

– Правда? – ответила я.

– Вы не против, если я спрошу у вас совета? – продолжил Люк.

– Давай! – сказала я с улыбкой. Хотя и оставила прошлое в прошлом, мне нравилось возвращаться к нему, чтобы кому-то помочь. Бо́льшую часть времени я забываю о том, что ношу в себе столько информации.

– Моего брата только что приговорили к пяти годам в тюрьме за вооруженное ограбление, и я, – он сделал паузу, – я не уверен… – замолчал он снова. – Брат хочет, чтобы я навестил его, но…

Я начала перекладывать сливочный крем в кондитерский мешок, чтобы снизить градус нашего разговора. Люку явно было непросто.

– Ты не уверен, что хочешь этого? – закончила я предложение за него.

Он слегка пожал плечами.

– Думаю, да.

– Я тебя понимаю.

– Понимаете?

– Конечно, – ответила я с улыбкой, не признаваясь, что была свидетельницей подобных сомнений тысячу раз.

– Мы через столько прошли вместе, и теперь, когда он закончил таким образом, несмотря на все мои попытки его защитить, я чувствую, что он меня подвел, – сказал Люк и снова пожал плечами.

– Ты хочешь рассказать мне немного о том, через что вы двое прошли?

Его глаза стали жестче, пока он рассказывал